Книга Между любовью и любовью - Галина Лавецкая

– Просто так ничего не бывает, Вика. Но давай не будем об этом. Поздно уже, а я еще поработать хотел.

В самолете она вспоминала их разговор. «Просто так ничего не бывает, Вика». То же самое сказала ей Стелла. Слово в слово. Она выплеснула свою боль на бумагу, и ей стало легче. А бумага начала жить своей жизнью и причинила боль Стасу. Круг замкнулся. Пожить отдельно. Что это? Отговорка или время на размышление? Да, наделала ты дел, Викуся! Как там говорила милашка Скарлетт? «Не буду думать сейчас. Я подумаю об этом позже». В результате Ретт Батлер дал ходу. А Скарлетт была уверена, что уж он-то никуда от нее не денется. Скарлетт была дурочка, практичная, сильная, жизнелюбивая, но ум ее пребывал в девственном состоянии. А она, Вика, хоть и не боец, но считала себя весьма неглупой особой. А результат один. Ретт Батлер, Стас, Алик или Петя Иванов, но все равно ты остаешься в одиночестве. Алик, уходя, даже Анечку прихватил. Осталась у нее одна Ирка. И Сережа. Но он вырастет, и Вика станет ему не так нужна. Вот, даст Бог, Ирка девочку родит, и еще какое-то время Вика будет любима. Сейчас уже точно известно, что девочка. Илья долго надеялся на близнецов, Ириша с сестрой – двойняшки, почему бы ей не родить двоих. Уже врачи сказали, что ребенок один, а он все мечтал. Мало ли, что они говорят. Двойняшки часто рожают близнецов. Но теперь точно знают – девочка. Какая она будет? Вика стала представлять эту девочку и не заметила, как долетели.

В Москве настроение Вики улучшилось. У Ирочки все замечательно, Сережа подрос, и у него появилась своя мальчишечья жизнь. Он туманно рассказывал о какой-то девочке, которую на дне рождения Савелия поцеловал Вовка Филатов. «А тебе она нравится?» – спросила Вика. Сережа засмущался и не ответил. Вот уже и девочка! Вообще Сережа повзрослел, стал более уверенным, и Вика подумала, что это влияние Ильи. Хорошо, когда рядом с мальчиком сильный и уверенный человек. Они все слишком опекали Сережу, и он был тепличным ребенком. Когда-то, при Игоре, рос мальчишкой шумным и шаловливым, но потом Вика окружила его своей любовью, как стеной, лишив самостоятельности. А у Иры, при ее безответственности, он пользовался полной свободой, и это пошло ему на пользу. Плюс Илья, который с самого начала установил с ним правильные отношения. Так что Вика вполне успокоилась. С Аней она разговаривала часто, а Стас молчал. Открывая скайп, она видела, что он в сети, но не вызывала на разговор. Раз не хочет, зачем? И никаких сообщений не присылал, а раньше по пять раз на дню что-нибудь писал, если не заставал на линии.

В начале апреля Аня сообщила, что ждет ребенка. Голос ее звенел от радости, а Вика с трудом сдержалась, чтобы не заплакать. Как бы она радовалась за дочь, если бы не Алик. Анечка так давно мечтала о ребенке! Но ведь это был его ребенок. Вика всегда гнала от себя мысль о возможности появления у них детей. И вот вам, радуйтесь! Интересно, Белла Михайловна рада? Сбылась ее мечта. Как она отнеслась к тому, что сыночек женился на дочери своей любовницы? Раньше Вика не задумывалась об этом, вообще не помнила о матери Алика, но сейчас выходит, что у них общий внук или внучка. Бабушка Белла и бабушка Вика. Сядут вдвоем на лавочке и будут шапочки вязать. Красота! Может, позвонить старухе, поздравить? День был испорчен. Аня позвонила всем, и все искренне радовались, даже Ира. Вика поняла, что она плохой, злой человек, ехидна. «Я не мать, я ехидна!» – громко сказала она, стоя перед зеркалом, и заплакала. Больше всех была довольна Нина Сергеевна, у ее любимицы наконец-то все сложилось. Когда поздравляла дочь с радостными перспективами, Вика, не сдержавшись, пробормотала, что не знает, куда деваться от радости, внуки косяком пошли. Что с ними делать, ума не приложит. Со своими бы разобраться, а этому пусть другая бабушка радуется. Бедная старушка мечтала о внуках лет двести. Вика охотно уступает ей свою часть радости.

– Значит, у Иры твой, а этого на помойку? Ну и ну! Как у тебя язык поворачивается? А еще мать!

– Да не мать я – ехидна. Ну, пошутила я, пошутила. И почему на помойку? Там приличная еврейская бабушка. Старушка действительно уже надежду потеряла, имея такого беспутного сыночка. И вот как все счастливо сложилось. Что же я буду лишать ее последней радости? Пусть единолично наслаждается. У меня двое, а у нее хоть один будет.

– Отвратительные вещи ты говоришь, Вика, не ожидала. Алик прекрасный человек и прекрасный муж, Анюта расцвела от счастья. А ты злишься, игрушку отняли. И кто отнял? Дочь родная. Так уступи ей, Викуся, будь великодушной. Алик никогда не был тебе нужен, болтался около столько лет и без толку. Анюта его любит. Они приезжали, на них смотришь и радуешься. Ну, какая теперь разница, кого он в ней любит, тебя или ее саму? Главное, любит, и как! А у тебя Стас есть. Ты ведь его выбрала, его любила. Никогда я в эту историю не вмешивалась, но уверена, что у тебя не раз была возможность выйти замуж за Алика. Это только папа или Стас могли верить в дружбу с ним, мужчины ничего не замечают. Но ты выбрала Стаса, так что ты теперь мучаешься? Нельзя так.

– Да, я выбрала Стаса, а знаешь почему? Чтобы никого не расстраивать, ни тебя, ни папу. Чтобы Стасу не причинять страданий, девочкам, Ане в первую очередь. Она без папы и жизни не мыслила. Вот почему. Потому что вы от меня всегда ждали больше, чем я могла. И я старалась оправдать ваши ожидания. Да что ты знаешь! Что вы вообще знаете! Аня счастлива! Какая радость! И я могла быть счастливой за ее счет. А она жила бы без папочки любимого и ненавидела Алика как причину ее несчастья. Я просила ее не делать этого, объясняла, что Алик ей не пара, но она и слушать не хотела. Я ее оградить пыталась, чтобы он ей жизнь вконец не испортил. Не верю ему. А теперь ребенок этот! Что, я должна захлебнуться от счастья? Да несчастней меня никого на свете нет! Мне жить неохота от отвращения к нему! Меня Стас бросил! Не простит, не простит.

Вика плакала навзрыд, и Нина Сергеевна обняла ее и прижала к себе, тихонько поглаживая по спине. Лев Иванович заглянул в кухню, но она замахала рукой, уходи! Когда рыдания стихли, мама подвела Вику к мойке, умыла и вытерла лицо, как ребенку. Потом усадила на стул, налила воды, накапала туда валокордин и дала Вике. Она послушно выпила и посмотрела на Нину Сергеевну. Никогда они не говорили прежде на такие темы, никогда Вика не искала у мамы сочувствия или защиты, никогда не плакала у нее на плече. Она жила в строго отведенных ей рамках, в которые такие проявления чувств не вписывались. Никогда Нина Сергеевна не говорила ей тех смешных и нежных слов, которыми Вика осыпала своих девчонок, а позже Сережу. Папа, да. Папа и бабуля. И вдруг эта нежность к ней. Все это было необычно и смущало ее. Нина Сергеевна угадала мысли дочери.

– Дурочка! – ласково сказала она. – Я тебя люблю больше всех на свете. Но уж такой я человек. А вы – Велеховы. Вы другой породы. И ты, и Анюта. На Леву похожи. Порывистые, нежные, море обаяния. Людей к вам как магнитом тянет. Все Велеховы такие были, мне Левина тетка рассказывала. Жаль, фотографий от них не осталось.

– Неужели ни одной не сохранилось?

– Нет, куда там. Топили-то, чем придется, мебель, книги, альбомы. Лишь бы выжить. Но не выжили, только Лева один. Тетка его уже после войны разыскала и воспитала. Хорошая женщина была, – мама грустно вздохнула. – Вы с Анечкой внуки и правнуки тех блокадников. Они умерли, потому что почти не ели, все Леве отдавали. Хотели, чтобы ребенок выжил. Чтобы вы на свет появились и жили счастливо. Хлеб отдавали, Викуся, понимаешь? А это жизнь их была. А ты с Анечкой вражду такую затеяла, зачем? Не надо, родная, примирись. А Стас простит, поверь мне. Все наладится, вот увидишь.