Книга Корона за холодное серебро - Алекс Маршалл

– Мать твою, нет! Но ты-то сам всегда знаешь, почему поступаешь так или иначе, Мрачный? Я вот не всегда, а я видел намного больше оттепелей, чем ты, и вроде бы мог уже познать самого себя. А это означает, что у тебя, у меня, у него – у нас у всех появляется одна и та же идея, раньше или позже: те, с кем мы живем, кому посвятили свою жизнь, не стоят нашей любви и мы должны отказаться от того, чем стали Рогатые Волки. А теперь, когда мы наконец загнали его в угол, родство обязывает нас задать ему этот вопрос и посмотреть, найдет ли он ответ получше. То, что случилось, когда мы были Рогатыми Волками, стоит не больше, чем вчерашнее дерьмо вчерашнего, – а важно, куда мы пойдем. Мы семья, Мрачный, и если это ничего не значит, то мы ничем не лучше остальных в нашем клане.

После короткой дедушкиной речи какое-то время было тихо, и Мрачный положил нож и обошел вокруг костра, чтобы сесть рядом со стариком. Взяв у него угасшее биди, он снова зажег и глубоко затянулся. Задержал внутри дым, пропитываясь им и словами старика. Дедушка, он кое-что знает. Потом выдохнул – и заодно выпустил сколько-то дурного воздуха, который удерживал в себе большую часть жизни.

– Хочешь сейчас перекинуться с ним стихом? Я могу тебя отнести.

– Мы были не единственными, кого он оставил мертвым, – сказал дедушка. – Имей хоть одна из тех песен, что мы слышали о них двоих по дороге, хотя бы правдивый припев, то они проговорят до рассвета. Он и эта Холодная София заняты своими делами и пусть занимаются ими. Ты гневаешься на нее из-за того, как она обошлась с твоим дядей утром? Ты, может, и ненавидишь его, но тебе неприятно смотреть, как твою кровь лупцуют перед половиной лагеря?

– На нее? Из-за этого? Не. – Мрачный сделал еще затяжку, задержал дым. Пока из глаз не потекло. – Она… Ты не узнаешь.

– Спасибо ложным богам и истинным предкам, у меня есть внук, который знает меня лучше меня самого, – проговорил дедушка, отбирая биди. – Трясусь от страха, что бы я делал, если бы мне пришлось самому подумать хоть одну мысль.

– Не, дед… Она… Погоди, ты же не хотел слышать ничего из того, что Безликая Госпожа, с которой я повстречался в том здоровенном жутком храме, наговорила мне. На Юго-Восточном Луче – помнишь свои слова?

– Думаешь, я настолько одряхлел, что не могу вспомнить, где мы были, когда ты повстречал божество? – Дедушка посмотрел на биди и отдал его, не затянувшись. – Мне было интересно. Всякий раз, с тех пор когда мы слышали имя Софии, у тебя был такой голодный вид. Проклятье, даже Рогатые Волки знали о Кобальтовой Королеве, но ты как будто никогда не интересовался этими песнями… до того храма в Эмеритусе. Ну да, мне было интересно.

– Так что, говорить или нет?

– Нет-нет, – быстро воспротивился дедушка, поднимая руки. – Эти уши хорошо жили, не позволяя словам богов залетать в них. Но…

– Но?

– Но есть много богов, Мрачный, не только Древние Смотрящие, которые сотворили наших предков. Здесь, на Звезде, больше богов, чем птиц в небе, пусть даже Цепь повсюду тащит свое дерьмо про единую истинную веру. Сердить их опрометчиво, это да, но это не означает, что надо вставать на колени перед ними всеми, а то ведь никогда не сможешь стоять прямо.

– Но ты всегда говорил, что шаман должен слушать, – ну, я не имею в виду, что я и есть шаман, но… Проклятье, дед, я не знаю.

– Слушать всегда полезно, – заметил дедушка, глядя куда-то мимо пламени костра во тьму между палатками. – Но это не то же самое, что всегда поступать, как тебе говорят. Если бы ты считал иначе, то оставил бы меня на том поле и пошел домой с дядей и остальными и никого из нас здесь сейчас не было бы.

Мрачный кивнул. Он все время кивал, когда дедушка говорил. Какие демоны помогали Черной Старухе и Блудливому, преуспевшим без содействия предков?

– Значит… значит, это касается Софии и того, что Безликая Госпожа про нее сказала…

– Говорю тебе, мальчик: я этого не знаю, не хочу знать и не завидую той ноше, для которой ты был рожден. И в том, что касается богов, будь очень-очень осторожен. Думаешь, Рогатые Волки – жалкая мстительная сволочь? Да наш народ ничто по сравнению с богами… А эта София? Она ходит с одним таким, или я ничего не понимаю в демонах.

– Что? – Мрачный сглотнул, со страхом задаваясь вопросом, куда их ведет беседа. – Ее демон-койот? Ты думаешь, это…

– Мне хватает ума не думать о таких вещах, – важно сообщил дедушка. – Но эта тварь так же похожа на простого демона, как София – на мартышку в джунглях Бал-Амона. Король демонов – так мы называем бога наших врагов. Каким бы еще голосам ты ни внимал, Мрачный, послушай своего деда здесь и сейчас: не расслабляйся и не теряй бдительности.

Ветер пронесся по лагерю, костер затрещал. Мрачный обнял деда и сказал:

– Помнится мне, ты говорил, что не собираешься читать лекции об осторожности, раз я уже не младенец, лазящий по кинжальным деревьям.

– Старикам дозволено нарушать слово, парень, и сваливать это на возрастную дурь, – заявил дедушка, выворачиваясь из объятий Мрачного. – Чуть ли не единственная польза от старости – ты помнишь юность!

Их недолгий смех был прерван собачьим воем, донесшимся от палатки. Из мрака некто темный протрусил в круг света на шатких от сна ногах. Он выглядел как собака, но собакой не был вовсе. Демон Софии. Шумно шлепая по челюсти меловым языком, существо оценивающе разглядывало людей; черные глаза поглощали, а не отражали свет. Демон тявкнул, и Мрачный взмолился, чтобы это был дружелюбный лай. А потом Мордолиз убрел мимо их палатки, скрылся в засыпающем лагере Кобальтового отряда.

– Пора нам в койку. – Дедушку передернуло. – Неизвестно, кто еще бродит здесь в такую ночь.

Они вошли в палатку. Насчет сна дедушка дело говорил, но Мрачный обнаружил, что не может заснуть, что и сон уворачивается, как дичь, которую он преследовал в Мерзлых саваннах.

Глава 19

Чи Хён спала одна. Впрочем, слово «спала» описывает скорее намерение, чем то, что происходило на самом деле. Она ворочалась в постели, иногда пихая подушку.

Гын Джу просился остаться с ней, и она хотела этого, но после ночного совещания с Софией, которая оправдала свою репутацию одаренного тактика, короткий утренний сон едва подготовил Чи Хён к бесконечным встречам с Чхве, Феннеком и еще одним новым капитаном, кавалерессой Сингх. И когда ближе к вечеру наконец нашлось время для Гын Джу, она уже зевала, а три давилки калди, выпитые за долгий, изматывающий разговор, дали уже и без того натянутым нервам лишь раздражение, а никак не бодрость и ясность.

Она почувствовала себя лучше, выслушав его версию событий. То, что Феннек и второй отец помешали Гын Джу присоединиться к ней по причине типичного стариковского недовольства ее влюбленностью в стража добродетели, было не так уж удивительно, но попытка убедить ее, что Гын Джу выдал их первому отцу, уже находилась за гранью подлости. Не появись София в нужный момент, Гын Джу так и сидел бы на Хвабуне, а Чи Хён уже поставила бы на нем крест.