Книга Обнаженная натура - Лорел Гамильтон

— А ты и правда не любишь их убивать? — спросил он с неподдельным изумлением.

— Я тебе говорила, что не люблю.

— Говорила, но я не поверил.

— Почему поверил сейчас?

— Я видел твое лицо. Ты пыталась придумать способ их спасти или уменьшить их страдания.

— Ты это мог сказать с одного взгляда?

— Не с одного, с нескольких. Как облака, проходящие по солнцу одно за другим.

На это я не знала, что сказать. Почти поэзия, блин.

— Эти лица не виновны ни в каком проступке. Они не заслужили смерть тем, что недостаточно сильны и не могут противостоять Витторио.

— Тед сказал бы, что не бывает невиновных вампиров.

— А что скажешь ты? — спросила я, стараясь разозлиться, потому что это лучше, чем ощущение дрожи в животе. Не хотелось мне убивать этих вампиров.

— Я скажу, что вообще не бывает невиновных.

Хупер вернулся с Граймсом. Лейтенант сказал:

— У нас тут есть адвокат, который пытался задерживать казнь в подобных случаях.

— То есть звонок от губернатора в последнюю минуту, как в кино? — спросила я.

Граймс кивнул. Честные карие глаза смотрели мне в лицо.

— Нужно, чтобы нашелся истребитель, который напишет и подпишет мнение, что казнь этих вампиров была бы убийством и не способствовала бы общественному благу.

— Пусть Каннибал прочтет мысли нескольких, удостоверится, что нам не парят мозги, и тогда я подпишу.

— Анита… — начал Олаф.

— Не надо. Вот не надо, и все. И держись подальше от задержанных.

— Ты здесь не главная, — ответил он, и это было выражением возникающей злости. Класс!..

— Она — нет, а я — да, — ответил ему Граймс. — До дальнейшего распоряжения не подходите к задержанным, маршал Джеффрис. Я скажу другим маршалам, что мы здесь делаем.

Они направились в задние комнаты, туда, где находились освобожденные заложники и Эдуард. Олаф сказал вслух то, что я думала:

— Эдуарду это не понравится.

— Пусть не нравится, — ответила я.

— Обычно женщины считаются с мнением своих бойфрендов.

— С ним я разберусь, — сказала я ему и пошла прочь из комнаты.

— Флаг в руки, — ответил он мне вслед.

Я продолжала идти. Сидящие на полу вампиры смотрели на меня так, будто я — Витторио или кто-нибудь, ему подобный. У них в глазах горела ненависть, но из-под нее выглядывал страх. Я его просто чувствовала корнем языка, будто что-то сладкое с примесью горечи, как темный шоколад — чуть слишком темный.

Открылась дальняя дверь, и Каннибал помог Саре, вампирше, через нее пройти. Увидев меня, она снова завопила, надсаживаясь:

— Она нас убьет! Она нас всех убьет!

Вообще-то она была права. Но сегодня, быть может — только быть может — нам удастся их всех спасти.

Глава шестьдесят пятая

До рассвета осталось меньше двух часов. Я так устала, что ныло все тело, но зато вампиры были живы. Они лежали в морге, прикованные к каталкам, и так как в морге была комната, оборудованная только под одного вампира, то коронер и его штат были не в восторге, когда их привезли десять, но Граймс своих людей расставил как дополнительную охрану. Он попросил вызываться добровольцев, и его ребята посмотрели на него как на психа: если он говорит, что что-то — хорошо, значит, так оно и есть. К тому же высказался он следующим образом: «Сегодня никто не погиб. Если мы это сделаем, завтра тоже никто не погибнет».

Эдуард не был мною доволен. Бернардо ситуация позабавила. Олаф оставил меня в покое, погруженный в свои мысли, которые мне не хотелось бы знать. Я согласилась на предложение сержанта Рокко подбросить меня в отель, поскольку Эдуард такого не предложил. Вообще-то это могло бы задеть мои чувства, но не сейчас.

— Никогда раньше не испытывал свои способности на настоящем вампире, — сказал Рокко в тишине машины.

— И насколько это отличается? — спросила я, глядя на затемненные дома за окном. Как на почти всех улицах почти всех городов, все было закрыто в этот предрассветный час. Даже стриптизеры разбрелись по домам.

— Ощущение как и от людей, только мысли у них будто медленнее. Нет, — перебил он сам себя, и было в его тоне что-то такое, что заставило меня на него посмотреть. Повернутое в профиль лицо казалось очень серьезным в уличном свете. — Это как насекомые, застывшие в янтаре, будто воспоминания давних времен у них наиболее ясны, а то, что сегодня делал с ними наш убийца — как в тумане.

— Спорить готова, что это только у Генри Джефферсона и у Сары.

Он покосился на меня, на миг отведя глаза от дороги.

— Да. А как ты узнала?

— Они самые старые. Ты же знаешь, что старики помнят прошлое лучше настоящего?

Он кивнул.

— Я думаю, что у некоторых вампиров так же. У тех, которые не преуспели, а просто выжили. Вот они тоже оглядываются на славные дни.

— И твой бойфренд-вампир тоже так?

Я подавила желание спросить «который?» и не стала собачиться.

— Нет, но он же мастер города.

— Хочешь сказать, что он доволен своим положением.

— Ага.

— У Генри часы, которые стоят дороже этой машины. Он вполне процветает, так почему же самые живые у него воспоминания о временах, когда женщины ходили в локонах и длинных платьях, а он — в жилете, в костюме с кармашком для часов и в цилиндре?

— Он любил ту женщину? — спросила я.

Рокко задумался, потом ответил:

— Да. — Он снова посмотрел на меня. — Раньше, Анита, я никогда не умел улавливать образы любви. Отлично ловил насилие, кровь, ненависть, всякое темное. А сегодня легко воспринимал образы мирной жизни, а всякие резкости — приходилось напрягаться. Ты со мной что-то сделала, когда я тебя читал?

— Не нарочно, — ответила я, — но я знаю за собой способность влиять на вампирские силы.

— Я не вампир, — возразил он.

— Мы одни, Рокко, и ты хотел говорить со мной наедине, так что не будем врать. Я знаю, и ты знаешь, и твои люди знают, что ты питаешься собранными воспоминаниями.

— Они не знают.

— У тебя кличка — Каннибал. Они знают. На каком-то уровне — знают. — Я откинулась на спинку сиденья. Мы сворачивали на Стрип, и вдруг я поняла, куда все девались — сюда. Улица перед рассветом выглядела так же, как в полночь. — Я думала, что город, который никогда не спит — это Нью-Йорк.

Рокко рассмеялся.

— Я там никогда не был, но Стрип спать не любит. — Он снова глянул на меня, тут же отвернулся к ярким огням и рекламам улицы. — Ты же тоже питалась моей памятью.