Книга У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий

Положим, нельзя сказать, чтобы у этого народа не было своих разорительных обычаев. Похороны отца, матери и вообще ближайшего родственника вызывают у них большие расходы. Самый бедный крестьянин старается похоронить отца своего сколь возможно пышнее, но деньги-то остаются в стране и за границу не уходят.

Отпускная торговля Китая, со всем миром, – огромная, – между тем сам Китай покупает со стороны очень мало. Вследствие этого, скопление богатств у них в стране, в особенности серебра, – бесконечное.

Женятся китайцы очень рано. Помню, ко мне приходили частенько в Гирине вечером, побеседовать и чаю попить, сыновья китайского начальника войск, Чин-Лу. Такие славные молодцы. Очень симпатичные. Младшему из них было не больше 16—17-ти лет, а между тем он был уже женат и имел двоих детей. Живут они все вместе, одним домом. Старший в семье пользуется громадной властью. Сын при отце не имеет права сесть. Разделы у них бывают в самом крайнем случае. Худо это или хорошо, – не знаю, но только уже таков их обычай…

Самобытность китайца проглядывает повсюду… И то, что нам, европейцам, кажется у них таким странным, есть не что иное, как обычай, освященный веками. Прежде всего китаец очень самостоятелен, даже самый простой рабочий. Самомнение у него великое. Это уже заметно из того, что он не поклонится при встрече с незнакомым европейцем, как то мы замечаем у нас в России, в провинции и даже на западе, в Европе. Китаец или с удивлением посмотрит на вас, – иногда улыбнется, или же сделает вид, что не замечает, – и едва-едва даст вам дорогу. Это последнее обстоятельство меня часто возмущало. Признаться сказать, хотя это и не похвально, но мне частенько хотелось дать хорошего тумака в шею иному оборванцу, дабы заставить его хотя чуточку посторониться.

Мы натыкаемся в Китае беспрестанно на удивительные странности и курьезы. Так, например: почти во всем свете человек – 6 дней работает, а на 7-й отдыхает. Китайцы же не знают 7-го дня в неделе и работают круглый год. А ведь, кажется, уже сам Господь Бог сказал: «7-й день Господу Богу твоему». Зато Новый год празднуют с великим торжеством.

Китаец не ест молока, не ест ничего молочного, и все кушанья у них приготовляются на бобовом или на кунжутном масле. Избегает есть мясо и предпочитает растительную пищу, хотя очень любит свинину и во множестве истребляет ее. Объясняется это будто бы тем, что на скотине работают, и что молоко необходимо детенышу, и поэтому грешно его отнимать у матери. Мясо тоже избегают есть, дабы сохранить рабочий скот.

Китаец не знает поцелуя. Мать не целует своего ребенка. Это ли не диво! – А ведь кажется, этого требует сама природа. Собаки и те целуются.

Нет рукопожатия. А между тем обычай этот древен до бесконечности. Ведь о нем упоминает еще Гомер в своей «Илиаде». При встрече со знакомым китаец или преклоняет одно колено и старается рукой коснуться земли, или же сжимает перед собой кулаки около груди и как бы потрясает ими. Пища, одежда, образ жизни, – всё у них иное, чем у нас.

Ест китаец палочками. Для нас кажется это и трудно и неудобно. Я, сколько ни пытался, никак не мог донести кусочка до моего рта. Китайцы же управляются ими очень ловко. Объяснение тут простое. У китайцев вся пища приготовляется своеобразно. Мясо и рыба подаются без костей, нарезанные маленькими кусочками, так что нож за столом совершенно не нужен. Затем растительные кушанья, которые они так любят, – морская трава, водоросли, вермишель, – все длинное, тягучее, подхватывается палочками гораздо удобнее, чем вилкой. Кушанье подается каждому отдельно в маленьких чашечках. Когда оно подходит к концу, то чашку подносят к самому рту и палочками выгребают остатки прямо в рот, до последней мелочи. Презабавно смотреть, когда голодный китаец ест своими палочками и как быстро подхватывает ими пищу.

Китаец замечательно трудолюбив. Земледелец он удивительный. В Уссурийском крае мне часто приходилось слышать жалобы наших переселенцев на неурожай, на пьяный хлеб[14]и на разные другие невзгоды. К таким невзгодам переселенки-бабы присоединяют также и комаров. Наши хохлушки в своей «Пилтавской» губернии комаров почти не знают. А тут вдруг на них нападает масса этих насекомых. Приходится спасаться от них и надевать, кроме юбки, и панталоны. А к этому роду одежды они не привыкли. Ну вот и беда, ступай обратно на родину. О такой пустячной причине мне пресерьезно рассказывали сами бабы, на пароходе на Амуре, возвращаясь обратно на родину.

Но вот что плохо у китайцев, это их удивительная нечистоплотность. В селах и городах от грязи и нечистот ни пройти ни проехать. С этого, конечно, нам нельзя брать пример. Происходит это от того, что жители выбрасывают на улицу всё, что им не нужно, зная хорошо, что все это уберется людьми, которые в этой грязи находят свое благополучие. Объясню это примером. Когда я был в Мукдене, то иду однажды с переводчиком по главной улице и говорю ему: «Смотри, Иван, как теперь в вашем городе чисто. Как всё прибрано, везде можно не только в телеге, но и в рикше проехать. Довольны ли жители таким порядком, и будут ли они держать город в такой же чистоте, когда мы уйдем отсюда?» В это время смотрю – навстречу нам идет бедный, оборванный манза[15], с корзиной за плечами. Особенным крюком, насаженным на палку, подхватывает он с земли замерзнувшие комки позёму[16]и ловко, через плечо, бросает их туда. Но вот он останавливается и уныло смотрит по сторонам. Улица, благодаря распоряжениям нашего коменданта, так подметена… точно языком вылизана. Нигде ни комочка того золота, которого так тщательно искал манза.

– Нет, жители недовольны, – отвечает мой Иван, и его скуластое, бронзового цвета лицо становится сумрачным.

– Почему? – спрашиваю я.

– Богатые – оттого что Дзянь-Дзинь строго приказал чистить улицы и посыпать песком. Выгребные ямы тоже велел вычистить и позём вывозить за город. А прежде всё это вываливалось на улицу. Бедные же недовольны за то, что нигде в городе не могут достать себе удобрение для своих полей и огородов. Прежде у них все улицы были разделены, каждый приходил и брал в своем участке, точно к себе домой. А теперь вон видите, тот ходит понапрасну… – И Иван сердито указал мне на китайца с корзиною за плечами.

Из этого разговора с отвращением узнаю, что до прихода русских, как в Мукдене, так и других китайских городах, улицы представляли из себя своего рода компостные ямы. Туда сваливалось всё, что только могло перегнивать: и дохлые собаки, и свиньи, и всякая всячина. Китайцы, опрятные у себя в доме, за своими стенами совершенно игнорируют самую невозможную грязь на улицах. Сколько раз приходилось мне, подъезжая к воротам богача-китайца, зажимать нос от ужасной вони. А хозяин дома, встречая меня, ничуть не смущался этим запахом. Подданные сыны Неба давно раскусили, что такое компост. Цену ему они хорошо знают. Этим и объясняется удивительное плодородие их почвы и их баснословные урожаи. Конечно, хорошо получать урожаи сам-сто[17]и двести, но на все есть мера, – и нельзя же ради этого превращать города и села в клоаки. А между тем, кто хорошо знает китайца, тот с уверенностью скажет, что его не переделаешь, и что в Маньчжурии, по уходе русских войск, заведется та же нечистота и грязь, которая была и раньше.