Книга Начало России - Валерий Шамбаров

Он не был женат, детей не имел, и Иван III поступил по закону, отписал выморочный удел в казну. Но встали на дыбы младшие братья. У них-то в уделах было еще хуже, чем у Юрия, и они хотели поделить города покойного, пускай каждому достанется кусочек. Указывали, что Русь принадлежала отцу, значит, и наследство надо распределять по-семейному. Мать жалела братьев, поддержала их. Ссора разгоралась все круче, бурлила накопившимися обидами, завистью. Этим чрезвычайно заинтересовался Казимир. Усобица на Руси была бы таким великолепным подарком! Как раз и эмигрантам нашлось бы достойное применение. Оживились новгородские «золотые пояса»…

Но и в московском правительстве осознавали, какими последствиями грозят раздоры. Вмешался святитель Филипп, кое-как уговорил мать не доводить до беды. Она взялась мирить детей. Сошлись на том, что братья сбавят претензии, а уделы им как-нибудь увеличат. Мать отдала своему любимцу Андрею Большому ее собственный город Романов. Борису Волоцкому государь пожаловал Вышгород, а Андрею Меньшему Тарусу и Городец на Протве. Но Иван Васильевич, согласившись на эти подачки, назначил за них своеобразную цену. Братьям пришлось целовать крест, что впредь они не будут заключать никаких договоров без ведома Ивана III, не станут предъявлять прав на удел Юрия и прочие государевы земли.

А пока русские дрались с татарами и гасили грызню в великокняжеском доме, в Европе полным ходом раскручивалась эпопея со сватовством. Посольство Ивана Фрязина принял в Риме уже не Павел П. Он успел переселиться в мир иной, и его место занял Сикст IV. О новом папе шла довольно нелестная молва, он был известен как взяточник, педераст и убийца. Хотя католическую верхушку подобная кандидатура устраивала, а простонародью о папских слабостях не рассказывали, для мирян ему полагалось быть недосягаемой величиной и незамутненным идеалом.

В Москве сидели очень неглупые политики. Для папы составили такую грамоту, что ее можно считать образцом дипломатического искусства: «Первосвятителю римскому Иоанн, великий князь Белой Руси, кланяется и просит верить его послам». И все! Больше ни слова, государь не давал Ватикану ни единой письменной зацепки. Сикст выслушал делегатов в собрании кардиналов, замужество Зои Палеолог обсудили на тайном совете. Некоторые почтенные иерархи озаботились судьбой греческой царевны, выясняли у своего голубенького «святого отца», христиане ли русские? Но Сикст увлекся проектом брака не меньше покойного Павла. Можно ли было упускать сказочную удачу? Папа разъяснял сомневающимся, что русские участвовали во Флорентийском соборе и даже «приняли» митрополита от католической церкви.

Вопрос решили положительно. Первосвященник расстарался похвастать своим триумфом перед всеми окрестными государствами. В храм св. Петра пригласили послов Неаполя, Милана, Венеции, Феррары, Флоренции, при пышном международном сборище папа самолично обручил Зою с отсутствующим женихом. Его представлял Иван Фрязин – делла Вольпе. Этому авантюристу не терпелось посверкать поярче, и он беззастенчиво превышал полномочия. Заверял, что великий князь жаждет «благословенного соединения церквей», запросто согласится воевать с турками.

Сикст IV и его советники немало поработали с Зоей, внушали, что ее великая миссия – стать представительницей Ватикана в Москве. Поучали, как правильнее воздействовать на мужа, какими доводами удобнее склонять его к унии. Расписывали, какой награды удостоится она на Небесах, а на земле католическая церковь ее не оставит, окажет любую помощь. Письмо папы великому князю в области дипломатического искусства могло поспорить с русской грамотой. Иван III избежал лишних слов, а римские специалисты ухитрились обыграть их отсутствие! Государь вообще не упомянул о Флорентийском соборе, и Сикст расхваливал, что он «не отвергает собора». Очень высоко оценил и за то, что Москва не принимает митрополитов от Константинополя. Превозносил за выбор невесты, «христианки, воспитанной в апостольской столице», а стало быть, великий князь «изъявляет приверженность к главе церкви».

Для практической реализации плана, «указать заблуждающимся путь истинный», с Зоей отрядили папского легата Антонио Бонумбре с целой свитой духовенства. А с приданым папа слукавил. Раскошеливаться ему никак не хотелось, но из погибшей Византии в Италию вывезли немало православной литературы, спасали сокровища духовного наследия. Католикам оно было без надобности, и Сикст выделил в приданое обоз греческих книг. Дорогу выбрали самую безопасную, через Германию и Прибалтику. В Любеке многочисленный поезд погрузился на корабли, доплыл до Ревеля.

Ливонский орден папа попросил на время приостановить драки с псковичами, не раздражать русских. Крестоносцы не возражали. Гречанка и легат сами выступали как бы крестоносцами! Направлялись искоренять Православие! Их чествовали в городах и замках, развлекали рыцарскими турнирами. На Чудском озере немецкую флотилию встретила русская, путешественники пересели с одних кораблей на другие. Прибыли на Псковщину. Толпы народа стекались взглянуть на Зою. От души приветствовали ее, радовались за своего государя и его будущую супругу…

А Зоя делала собственный выбор. Она видела красивые города, живописные монастыри, видела искренние улыбки на лицах людей. Царевна задумывалась – а зачем ей нужна роль папской «троянской лошадки»? Ей, которая завтра станет женой властителя великой державы? Так кем же ей быть: жалким орудием Рима или полноценной государыней? Она не забыла греческих храмов, куда ходила в детстве. Здесь многое было похожим… В Богородицком монастыре Бонумбре явился в собор вызывающе, в полном облачении легата ярко-красного цвета, в перчатках, презрительно не поклонился иконам. Народ опешил, но царевна властно вмешалась, заставила итальянца приложиться к иконе Девы Марии. Это был первый приказ русской великой княгини.

Конечно, о случившемся доложили в Москву. Но Бонумбре был чужд какого-либо такта и твердо усвоил данные ему инструкции: он прибыл утверждать папскую власть среди еретиков. А еретики принимают его, капитулируют. Легат чувствовал себя не гостем, а победителем. Всю дорогу проделал при полных регалиях, перед ним везли в отдельных санях большой латинский крест. Столичные бояре совещались, как быть? Великий князь колебался, как бы не нарушить дипломатический этикет – ведь легат и его крест представляли Римское государство. Но обратились к митрополиту Филиппу, и он внес ясность: в данном случае речь идет не о дипломатии, а о вере. А раз так, компромиссов быть не может: «Чтить чужую веру есть унижать собственную».

Иван Васильевич послал навстречу невесте боярина Федора Хромого, велел взять у легата крест и спрятать в сани. Хочет кланяться ему – пускай кланяется дома, на отведенном ему дворе. Бонумбре пытался скандалить, его горячо поддержал Иван Фрязин. Понадеялся, что в Риме оценят, ему перепадут новые выгодные поручения. Пройдоха доказывал, что в Италии оказывали честь московским послам, значит, и в Москве обязаны оказать честь папскому. Но он не знал, что вскрылась его афера с венецианцем. Поведение в свите невесты и в Риме усугубили вину. Иван Васильевич распорядился заковать делла Вольпе в кандалы и конфисковать имущество, «разграбити дом». Только через несколько лет авантюрист нашел заступников, сумел выпутаться. Его дипломатическая карьера завершилась, но без куска хлеба с маслом он не остался, снова промышлял ростовщичеством.