Книга Дворец грез - Паулина Гейдж

Один из них, Каро, носитель опахала, улыбнулся мне в ответ, но остальные продолжали смотреть так важно, будто они были слабоумными. Я повернулась к царевичу.

— Я читала обвинение против меня, мой господин, — сказала я. — Ты говоришь о судьях и приговорах, но не рано ли еще для таких речей? Где доказательства, что я имела какие-нибудь злые намерения против моего царя? Или это попытка обесчестить меня, потому что ты все сильнее боишься содержания того соглашения, что было подписано между нами, по которому мне даруется царственный сан, если твой отец назовет тебя своим официальным наследником? — «Нападай первая, — сказала я себе, пока улыбалась, пытаясь вызвать сочувствие сановников. — Будь скорпионом из фантазий Рамзеса. Попытайся ужалить этого вероломного царевича». Я получила удовольствие при виде того, как на мгновение кровь прилила к его лицу, и он быстро заморгал, но тотчас совладал с собой.

— Такое соглашение существует только в твоем порочном и честолюбивом воображении, моя госпожа, — громко возразил он. — Хорошо известно, что ты приходила в мои покои однажды поздно ночью и набросилась на меня в неуклюжей попытке соблазнения.

Думаю, он продолжил бы, но спохватился, разглядев ловушку, в которую я надеялась заманить его, и сменил тему; было видно, как он отчаянно пытается сохранить самообладание. Он протянул мне предмет, развернув тряпицу, и я поняла, что вижу перед собой своего палача.

— Это твоя банка?

— Нет, не моя.

— Странно, потому что многие люди: и женщины в гареме, и слуги опознали её, ты часто доставала её из своей врачебной сумки, когда собиралась лечить онемевшие члены или растирать больного.

— У меня была похожая, царевич, но она давно пропала. В этой банке ничего особенного. Гончары лепят их тысячами.

— Пропала? — напирал он. — А почему из твоего сундука с лекарствами что-то пропадает? Ты неаккуратно обращаешься со снадобьями?

— Конечно аккуратно, но смесь масел, которые я использую, была особенно действенной и приносила облегчение всем, кому я рекомендовала ее. Вероятно, ее украли. Обитательницы гарема не всегда бывают честными.

— Она не принесла облегчения моему отцу, так же как и бедной Хентмире, — мрачно ответил он.

Я всплеснула руками, изображая отвращение. Я очень хорошо осознавала пристальное, настороженное внимание остальных мужчин, что стояли неподвижно, их глаза перебегали с меня на царевича и обратно. Явственно слышался тихий шелест папируса.

— Так вот почему меня арестовали! — с пылом произнесла я. — Кто-то украл мое драгоценное масло и довел Хентмиру до смерти с помощью массажа? Это не смешно, мой господин!

Он слегка улыбнулся и протянул банку:

— Возьми ее, Ту. Подержи ее в руках.

Я отпрянула:

— Я не стану этого делать! Я правильно тебя поняла? Кто-то добавил яд в мое масло? Поэтому Хентмира умерла? Но как же фараон? Если прикоснусь к ней, я тоже заболею?

— Тебе лучше, чем кому-либо, известен ответ на этот вопрос, — победоносно заявил царевич. Он продолжал стоять, без опаски держа банку через льняную тряпицу. — Ты подмешала в масло мышьяк. Ты дала его Хентмире в надежде, что она намажет им моего отца и он умрет. Но она умерла вместо него, а боги защитили одного из своих. Мой отец уже поднялся с ложа и горюет над тем, что в ответ на всю его доброту ты предала его.

— А откуда тебе известно, что в масле мышьяк? — тихо спросила я. — Ты не врачеватель. Кто сообщил тебе об этом? И кто рассказал тебе такую мерзкую и ужасную историю?

Паника снова поднималась из глубины моего сердца. Я чувствовала, как она начинает покалывать вдоль по спине и сушит рот. Даже когда я бесстрашно смотрела в лицо царевичу, она всколыхнула завесу, прикрывавшую мои глаза, и вскоре сорвала ее, и я увидела все. Все…

— После того как Хентмира умерла, а царь был еще болен, — начал он, — ко мне пришел Паибекаман. У него в руках была эта банка, руки его покрывала ужасная сыпь. Он рассказал мне, что в последнюю ночь, когда Хентмира приходила к фараону, он нашел банку под его ложем. Он знал, что Хентмира использовала ее содержимое, чтобы сделать моему отцу массаж, который ему так нравился, потому что, как обычно, провел в опочивальне хозяина весь вечер. Он узнал твою банку, потому что масло, которое ты смешивала сама, имело особенный, редкий аромат. Он предположил, что Хентмира попросила у тебя масло, потому что оно всегда нравилось фараону. Он не предполагал, что сыпь, которая у него появилась, вызвана несколькими каплями масла, оставшегося на горлышке и стенках банки, пока позже ему не приказали обследовать еду и питье фараона на предмет содержания гнили или яда. Обследование не выявило ничего подозрительного. Тогда он вспомнил о банке и принес ее мне. К тому времени он заподозрил, что его болезнь вызвана соприкосновением с этим маслом.

— Значит, Хентмира украла мое масло! — прервала я его. — Но зачем она отравила его? Чтобы опозорить меня, свою единственную соперницу? Разве она была так неуверена в милости фараона? Она ничего не знала о ядах, царевич. Неудивительно, что она в конце концов убила себя! — Я была в безвыходном положении, испугана и загнана в угол. Пот начал заливать мое лицо, однако я все еще самую малость владела собой. — Как ты узнал, что она добавила в масло именно мышьяк?

Царевич улыбнулся с выражением такого полного триумфа и презрения ко мне, что на меня накатил новый прилив ужаса.

— Она не добавляла его, — сказал он. — Это сделала ты, моя госпожа Ту. Я сегодня говорил со многими людьми, начиная с твоей служанки Дисенк и заканчивая прорицателем. Ты можешь сесть. У тебя такой вид, что ты сейчас потеряешь сознание.

Я плюхнулась на кровать, не вспомнив о том, что при этом обычно сгибают колени. Я знала, что мне пришел конец, надеяться не на что, меня жестоко предали. Я была совершенно одна. Я почти слышала звук, с которым пелена была сорвана с моих глаз, но я еще не хотела видеть всего, нет, не сейчас. Я могла не вынести всей правды.

Я медленно выпрямилась и, сделав величайшее усилие, посмотрела в прекрасное лицо царевича.

— И что же они сказали? — выдавила я. — Они не могли сказать ничего, указывающего на мою вину, потому что я не сделала ничего плохого.

— Дисенк говорит, что за две ночи, перед тем как Хентмира отнесла масло в опочивальню отца, она проснулась и увидела, что ты одна, при свете лампы, пересыпала белый порошок в банку с маслом, — сказал он. — Когда она спросила тебя, что ты делаешь, ты ответила ей, что не можешь уснуть и решила приготовить свежую смесь. Ее озадачил порошок, но, поскольку твои знания о травах и снадобьях велики, а ее — не очень, она не стала расспрашивать дальше.

— Это ложь, — мрачно сказала я, но не смогла продолжать, потому что разве признание самого факта того короткого разговора не усиливало мою вину еще больше?

Царевич даже не стал тратить время на ответ, и у меня создалось впечатление, что он наслаждался, выстраивая обвинения, которые погубят меня. Не потому ли, что я не оправдала его ожиданий? Или потому, что я вырвалась из его объятий, и причину такого моего поведения он, вероятно, не смог понять в ту ночь, которую я так хорошо помнила, и я ранила его мужское самолюбие?