Книга Танец богов - Норма Бейшир

— Тогда, прошу тебя, Александр, ты не должен их ненавидеть. Они уже и так расплатились за содеянное. Ты был для них всем. Любой из них с радостью отдал бы за тебя свою жизнь. Поверь мне — это правда.

В течение полуминуты Александр молча смотрел на старика, потом произнес:

— Откровенно говоря, доктор Караманлис, я больше не представляю, кому можно верить.

— Теперь, Александр, ты знаешь правду, — сказала Мередит, когда они с мужем шли к своему личному самолету через поле афинского аэропорта Хелленикон. Порывистый ветер разметал длинные волосы Мередит, её щеки порозовели от холодного декабрьского воздуха. Она подняла воротник норкового манто. — Может быть, не стоит больше ворошить прошлое? Давай вернемся домой и попытаемся все забыть.

Александр упрямо покачал головой.

— Прежде чем я смогу снова начать думать о нашем будущем, я должен сделать ещё одно дело. И слетать ещё в одно место.

— Куда? — спросила Мередит.

Александр повернул голову и посмотрел ей в глаза.

— В Лозанну.

Управляющий Лозаннской клиники был настолько удивлен внезапным интересом, который проявил Александр Киракис к Элизабет Райан, что даже не пытался скрыть своего изумления. Хотя он и знал, что именно Константин Киракис нес все расходы за содержание Элизабет в клинике с 1953 года, и что за эти годы греческий миллиардер неоднократно делал для нужд учреждения щедрые пожертвования, в то время как Киракис-младший не только не попытался хотя бы раз увидеть миссис Райан, но даже никогда и не спрашивал про нее. Поэтому заметно было, что управляющий весьма заинтригован столь внезапной переменой.

Глядя в горящие от любопытства глаза управляющего, Александр Киракис пояснил, что до недавнего времени даже не подозревал о существовании этой пациентки. Тем не менее чувствовалось, что история её очень его растрогала. Александр заверил, что Фонд Киракиса будет по-прежнему брать на себя все затраты по содержанию Элизабет Райан. О ней должны заботиться по высшему разряду, не считаясь с расходами.

— Я уже поговорил с её лечащим врачом, — закончил Александр. — Он сказал, что мне можно встретиться с мадам Райан.

— Ну конечно! — расцвел управляющий. — Вы, наверное, говорили с доктором Гудроном? Он, по-моему, ждет вас. — Он нажал кнопку селектора внутренней связи. — Соланж, пришлите ко мне доктора Гудрона.

— Oui, monsieur.

— Merci.[16]

— Он взглянул на Александра. — Сейчас доктор Гудрон придет сюда, мсье Киракис. Может быть, угостить вас кофе?

Доктор Анри Гудрон оказался приземистым пухленьким человечком лет шестидесяти с жиденькими волосами и проплешиной на затылке. Приветливый и улыбчивый, он скорее сошел бы за банковского служащего или торговца алмазами, нежели за весьма уважаемого психиатра, каковым в действительности являлся. В отличие от управляющего, которому в присутствии Александра было явно не по себе, доктор Гудрон так и лучился от счастья.

— Я начал работать в клинике как раз тогда, когда мадам Райан поступила сюда, — сообщил он Александру, пока они шли вдвоем по длинному коридору. — Это было осенью 1953 года. Так что она находится здесь уже больше тридцати лет.

— И за все это время её состояние не улучшилось, — промолвил

Александр. — Могу я спросить — почему?

— Спросить-то вы можете, — вздохнул доктор. — Но вот боюсь, что ответить вам будет нелегко. Психиатрия, мсье, в отличие от других разделов медицины, к точным наукам не относится. Когда человек ломает ногу, кости соединяют, а затем до полного срастания накладывают гипс. При заболевании раком врачи определяют тактику лечения. Но вот в психиатрии… — Он глубоко вздохнул. — К сожалению, вылечить мозг, связь с которым полностью потеряна, невозможно.

— Я не совсем вас понял, доктор, — сказал Александр. — В чем заключается суть заболевания мадам Райан?

— В эмоциональном плане причина нам ясна, — ответил доктор Гудрон. — Она не перенесла гибели своего сына. Дело в том, видите ли, что человеческий мозг устроен необычайно сложно предсказать, как он отреагирует на экстремальный стресс или шок — попросту невозможно. Порой единственное спасение для него заключается в том, чтобы заглушить боль и отгородиться от реальности.

— А лекарства? — спросил Александр. — Неужели в вашем распоряжении нет эффективных средств?

— Лекарства? — переспросил доктор Гудрон. В голосе его прозвучало неодобрение. — Да, об этом многие говорят. Представители нового поколения психиатров — в основном, это американцы, — склоняются к мнению, что многие, если не все расстройства психики имеют химическую основу. Поэтому депрессии они лечат с помощью антидепрессантов, моторные состояния — транквилизаторами, а маниакальную депрессию — карбонатом лития. Если все это не помогает, они прибегают к электроконвульсионному методу или к шоковой терапии, как она часто называется. Поймите меня правильно, я вовсе не утверждаю, что эти методы не срабатывают. Нет, порой с их помощью удается достигнуть поразительных результатов. И тем не менее мне всегда казалось, что прибегать к таким способам воздействия на психику пациента, не попытавшись вскрыть причину нарушения — в корне неверно.

— А вы не пытались воспользоваться этими методами для лечения мадам Райан? — осведомился Александр. — Я имею в виду лекарства и шоковую терапию.

— О, мсье, я использовал все, что только можно! — с негодованием воскликнул доктор Гудрон.

— И ей ничего не помогло?

— Увы, да, — развел руками маленький доктор. — Как я уже говорил, если мозг решил отрешиться от реальности, пробиться к нему возможно лишь в том случае, когда он сам этого захочет. К величайшему сожалению, единственное, чем нам удается помочь этой замечательной женщине, состоит в том, что мы создаем ей здесь полный покой и защищаем от окружающего мира, в котором её воспринимали бы как помешанную. Ну и еще, конечно, мы за неё молимся.

— Значит вы перестали её лечить? — вскипел Александр.

— О, нет, — улыбнулся доктор Гудрон. — Не перестали. Однако я психиатр, мсье, и привык рассуждать логически. Вдобавок я реалист. Я не верю, что она восстановится. Тридцать три года — слишком уж долгий срок.

— Насколько мне известно, к ней много раз приезжал один господин, — медленно произнес Александр. — Грек, по-моему. Это верно?

— Да, — кивнул доктор Гудрон. — Он здесь много раз бывал. Он настолько хорошо разбирался в её проблемах, что я не отказывал ему в посещениях. Одно время мне даже казалось, что он сумеет ей помочь.

«Значит Караманлис не соврал, — подумал Александр. — Хотя бы в этом».

А вслух сказал:

— А кто-нибудь ещё её посещал?

— Только муж. Он очень тщательно следил, чтобы никто не узнал, где она находится и — в каком состоянии. Мсье Райан очень любил свою жену — никаких сомнений в этом у меня не было. Именно поэтому он предпочел поместить её сюда, а не оставлять в Штатах, где репортеры измывались бы над ней на все лады. — Доктор Гудрон с задумчивым видом помолчал, потом продолжил: — Как ему ни было сложно, он приезжал сюда каждый месяц, точный, как часы, причем всякий раз привозил дорогие подарки. Оставался на несколько дней, а потом лишь с великим трудом заставлял себя её покинуть. Мсье Райану приходилось жить, страдая сразу от двух величайших потерь — жены и сына. И тем не менее, даже став законченным алкоголиком, он продолжал приезжать сюда каждый месяц. Вплоть до самой смерти в 1980 году.