Книга Ограниченная территория - Вероника Трифонова

за предложение. Но почему вы… э… хотите видеть нас именно сейчас?

Михаил вздохнул.

— Я говорил, это идея Вали. Он очень хотел бы, да и мама…

— Ну ладно, — с лёгкой настороженностью произнесла я. — Кстати. Извините за чай… он у меня только такой, — я сделала попытку улыбнуться, но вышло так, будто у меня нервный тик.

— Даже не думайте переживать на эту тему, — в отличие от меня, Филин улыбнулся по-настоящему: легко и непринуждённо.

— Михаил Павлович, вы не станете возражать, если я позвоню сейчас Вале и сама у него всё спрошу?

— Вы же говорили, ваш телефон сломался? — мой собеседник мгновенно изменился в лице: из доброжелательного оно сделалось каменно-настороженным.

— Да, но это другой. Я очень волнуюсь за…

— С вашей сим-картой? — неожиданно-спокойно спросил Филин, в упор глядя на меня.

— Нет, сейчас у меня другая. А что…

Я осеклась, когда до меня вдруг дошла истина, озарившая всё ужасным смыслом. Стало понятно и поспешное решение главы НИИ увезти меня, и фраза «я волновался за вас» — именно она показалась в речи Михаила неуместной, а также последние вопросы о телефоне.

Ужас сковал мне горло и, без сомнения, открыто отразился на моем лице. В голове потемнело от страха. Ни секунды больше не глядя на Филина, я вскочила и попыталась рвануть из-за стола, но тот оказался проворнее: подбежал и зажал мне ладонью рот. Я глухо замычала, брыкаясь и пытаясь кричать, а в следующий миг мне в плечо впилась острая игла.

Крепко держа меня жесткими пальцами, он успокаивающе шипел, пока вводил препарат, а я стонала и хныкала, чувствуя, как не отошедший от алкоголя мозг постепенно затуманивается — от шока, в биохимическое сопровождение которого медленно вливалось неизвестное лекарственное вещество.

— Нет… — медленно прошептала я, когда Химик отпустил меня, и я сползла обратно на диванчик.

Сознание ускользало. Что, если он ввёл мне один из экспериментальных препаратов, и теперь я могу умереть или стать инвалидом? А может, это был сразу смертельный яд? От этих мыслей на глазах выступили слёзы ужаса.

Только не отключаться, не отключаться, иначе окажусь совсем беззащитной перед этим психом… Сбившееся дыхание постепенно приходило в норму, выравниваясь, а панически колотящееся сердце замедляло темп. Почему мы отбросили версию, что Филин замешан в деле? Почему он казался таким примерным?

И Тим, господи, Тим, что будет с ним теперь? Неужели его тоже… А я даже не успею предупредить, чтобы он спасался…

— Всё-таки надо было принести конфеты, — послышалось рядом бормотание Филина.

Конфеты… мои фотографии… видео с камеры матери Вали…

С огромным усилием я подняла склоняющуюся на столешницу голову и посмотрела на того, кому я позволила так ловко обвести меня вокруг пальца. Брат Вали, красавчик с карамельно-каштановой шевелюрой, интеллектуал и хладнокровный убийца по-прежнему сидел напротив. Заметив, что я смотрю на него, он поставил кружку, из которой допивал чай, и расплылся в улыбке — ласковой и утешающе-спокойной, такую врач перед процедурой адресовывает бьющемуся в истерике ребёнку. Лишь с трудом в ней можно было распознать издевательские нотки.

— Не обращай внимания. Просто мои размышления, анализ собственного плана.

Я едва фокусировала мутный взгляд на его хитрой, довольной физиономии. Тело становилось свинцово-тяжёлым. Его окутывал сон. Ужасный сон, пробуждения от которого могло и не случиться.

Химик отлично понимал свою роль хозяина положения и сейчас наслаждался ею с откровенным удовольствием, наблюдая мою нарастающую слабость.

— Ни о чём не волнуйся, — заверил он. Его глаза пылали ледяным огнём, от которого застывало сердце. — Дальше обо всём позабочусь я сам.

Собрав в кулак всю волю и остатки сил, я попыталась крикнуть, позвать на помощь, выбежать — но вместо этого, рванувшись вперёд, провалилась в темноту. Последнее, что я перед этим запомнила, были стремительно прыгнувшая на меня поверхность стола и собственные протянутые руки, на которые я опустила голову — то было естественное проявление инстинкта самосохранения.

Глава 47

Что бы этот сукин сын ни сказал — я не хочу в это верить. Я хочу верить в то, что ты жив, где-то там… где бы ты ни был. Прости, я запрещала себе думать о тебе, потому что заодно приходилось вспоминать об этом, а эти мысли, эти воспоминания в своём стыде просто ужасны. Но не из-за того, что они плохие. Наоборот — из-за того, что слишком хорошие.

— Катя, его здесь нет.

— Тим…

— Здесь только я. Конечно, мог бы им для тебя поприкидываться, но смысл? Тебе бы потом стало совсем тяжко. Так что заметь моё снисхождение.

— Тим… не…

— Катюша, очнись. Приди в себя и сосредоточься на процессе.

Моего лба коснулась холодная тряпка.

— Тим…

— Ты его с какой целью зовёшь — поддержать или обвинить в причинно-следственной связи? Смирись, что данный этап в рождении ребёнка женщина, увы, всегда проходит одна, в отличие от зачатия.

Мокрая тряпка медленно и плавно прошлась по моим щекам, носу и подбородку. А затем в нос ударил резкий запах нашатыря.

Ещё перед тем, как мой нос рефлекторно сморщился, я почувствовала внизу живота сильную выкручивающую боль. Мозг немедленно включился и заработал.

Конечно, я в лаборатории. После того, как Филин нашёл меня на полу в конце реанимационного зала, где содержалась ещё живая мать Вали, он поднял меня и перенёс в ещё одно белое и стерильное помещение. Там уложил на прикрытый простыней стол, который с помощью хитроумных раздвижений внизу, поднятия спинки и поручней легко трансформировался в родильное кресло. На нём я лежала, мучаясь, крича и корчась от боли, и периодически отключаясь — когда становилось совсем плохо. Счет времени потерялся — я могла пробыть в этом месте как полчаса, так час, два и больше. По моим ощущениям, так и вовсе сутки. Всё это время Химик, сидя в углу на круглом вертящемся стуле, низком и с мягким белым сиденьем, размеренно наблюдал за мной; несмотря на кажущееся спокойствие, его глаза цвета лазурной стали горели нетерпеливым фанатичным блеском. Всякий раз, как он подходил ко мне, я внутренне съёживалась от исходящего от него чувства опасности. Даже в состоянии, близком к изнуряющему обмороку, я умудрялась ощущать омерзение. После того, как принёс меня, уложил и переодел из платья и туфель в объёмную пижаму и чулки (всё, всё белое), этот урод двукратно снял с меня ЭКГ и периодически проверял КТГ. Но самыми кошмарными были моменты, когда он, лениво натягивая на ходу резиновые перчатки, приказывал мне раздвинуть колени, после чего методично проводил осмотр. От боли при данной манипуляции я едва не теряла