Книга Знак Гильдии - Ольга Голотвина

Потрясенный Бронник вскрикнул. Бросился на опустевший выступ.

Внизу гремели волны. Отлив закончился, море вновь и вновь наступало на остров, но еще не затопило полосу прибоя.

Сейчас в пене на камнях раскинулось что-то неподвижное, похожее на большую куклу. Волны переворачивали эту куклу с боку на бок.

Почувствовав во рту металлический вкус, Бронник поспешно отошел от края утеса. Поднял нож, задумчиво повертел его в руке и тихо сказал вслух:

– Все-таки принесла жертву.

Негромко вскрикнул во сне Литагарш – к нему вернулись кошмары. Бронник кинул на связанного мальчика странный взгляд, словно не мог вспомнить, что это за ребенок и как он сюда попал.

А потом кровь прилила к лицу так, что заполыхали щеки и уши. В сознание захватчицей ворвалась мысль, жуткая и притягательная одновременно.

Вот что он застал на этой вершине: принца с раной в груди и Юнфанни с окровавленным ножом в руке. Испуганная жрица попыталась бежать, но сорвалась с утеса. А мальчику, увы, уже ничем нельзя было помочь.

Такая вот трагедия. А ведь процветание Эрниди будет длиться до тех пор, пока на острове правят потомки дори-а-дау. Асмита – девочка, ей не править. Других сыновей у Фагарша, наверное, уже не будет. И король вспомнит, что в Броннике тоже течет кровь дори-а-дау. Обязательно вспомнит.

Как зачарованный, Бронник опустился на колени рядом со спящим мальчиком. А рука уже сжимала рукоять ножа.

Бронник был воином. Не из робости он помедлил за мгновение до удара. Захотелось вглядеться в лицо спящего мальчика, запомнить его.

«Это мой брат», – подумал он и не нашел в своей душе никакого отклика. Гораздо больше волновала нелепая, неуместная мысль: каким именем наречет король своего старшего сына во время обряда усыновления?

Эти раздумья захватили молодого человека еще более властно, чем Юнфанни мысли о древней богине. Во всяком случае, он не услышал того, что недавно услышала женщина: хруста камешков на тропинке.

Вышедший из-за высокого валуна человек увидел ту же картину, что незадолго до этого сам Бронник. Только вместо безумной жрицы на коленях возле мальчика стоял молодой дарнигар.

Появившийся на утесе человек не стал кричать. Подхватив с земли увесистый гранитный обломок, он метко и сильно швырнул его Броннику в голову, попав повыше уха.

Нож, дернувшийся для удара, выпал из разжавшихся пальцев. Несостоявшийся убийца рухнул поперек своей жертвы.

* * *

– Как ты отыскал тропу на утес?

– О ней сказано в одной старой рукописи в дворцовой библиотеке.

– А! Понятно. А я случайно наткнулся, еще мальчишкой. Я ведь, как Литагарш, любил удирать из дворца.

Двое шли рядом и разговаривали так мирно, словно между ними не произошло ничего непоправимого. Хотя оба знали, что это не так.

Король Фагарш нес на руках младшего сынишку, который продолжал спать. Веревки на его руках и ногах были разрезаны, и во сне мальчик вцепился в отворот отцовской куртки.

Бронник был бледен и серьезен. Он не пытался оправдаться, не врал, будто хотел лишь перерезать веревки. Смирился с мыслью, что пощады не будет, и больше не говорил об этом.

И Фагарш вел разговор о другом:

– Бедная женщина! Конечно, она была безумна. Ради ее семьи надо скрыть эту историю. Если море отдаст тело, похороним со всем уважением. Несчастный случай!

– Мой король всегда был снисходителен к Детям Моря. А я уверен, что эта баба, безумная или нет, действовала по наущению Шепчущего!

– Ох, Бронник, откуда в тебе столько ненависти? Я же знаю, малышом ты ходил с матерью на моления! Понимаю, повидал свет, принял другую веру... но почему прежняя вызывает такую злобу? Разве воспоминания детства не смягчают... – Король замялся, не зная, как выразить свою мысль.

По губам Бронника скользнула невеселая усмешка. Мол, чего ж не рассказать напоследок, теперь уже все равно.

– Да, государь. Я не просто верил в дори-а-дау, я поклонялся ей всей душой. Знал наизусть все легенды, что рассказывала о ней Юнфанни...

Упоминание о Юнфанни на миг сбило молодого человека, но он тряхнул головой и продолжил:

– Я так мечтал о подвигах, которые совершу в честь своей богини! Чего только не придумывал! И на моления – да, ходил. С матерью. У нее на лице всегда был красно-желтый узор «храни мое дитя». И мой узор был всегда один и тот же – черно-белый.

Раскрыв ладонь, Бронник пальцем вывел на ней несколько завитушек. Фагарш узнал узор и понимающе усмехнулся:

– А, «исполни мое тайное желание»...

И тут же нахмурился, догадавшись, какое тайное желание сжигало душу ребенка, которого еще не называли Бронником.

А незаконный королевский сын продолжал:

– Когда мать умирала, она молилась дори-а-дау. Я случайно услышал... Она не просила выздоровления. Она хотела лишь увидеть перед смертью, как исполнится мое желание, то, тайное, заветное. И умоляла богиню так, что я и не усомнился: это сбудется... А вот не сбылось! Она умерла одна, никто не пришел с ней проститься. И на похороны тоже никто не пришел.

На самом деле с несчастной женщиной честь честью простились родственники, а у погребального костра стояла вся деревня. Но Бронник не имел в виду соседей. Король это понял и еще больше помрачнел.

– После этого я остался на Эрниди лишь до первого корабля. А когда судно отчалило, я плюнул с борта в воду и сказал: «Чтоб ты сдохла, хвостатая гадина!»

Все-таки в отце и сыне было много общего: король тоже не стал оправдываться, ссылаться на клятву, данную покойной жене. Он угрюмо помолчал, обвел взглядом вересковую пустошь и сказал:

– Гляди, стражники!

В самом деле, издали навстречу шли двое стражников, из тех, что искали пропавшего принца.

Пока они не подошли, Бронник заговорил негромко, быстро и горячо:

– Государь, я тяжко виновен... не знаю, какую кару ты назначишь мне, но умоляю об отсрочке! Во имя того, во что ты веришь, позволь остаться дарнигаром до тех пор, пока не управимся с чудовищем! Это невыносимо – перед смертью знать, что оставляешь врага живым!

Ответный тон короля был удивленным и недружелюбным:

– «Во имя того, во что ты веришь»? Странные слова.

Стражники были уже близко. В отчаянии Бронник нарушил запрет, который сам себе поставил много лет назад:

– Я никогда и ни о чем не просил тебя, отец. Теперь умоляю лишь о нескольких днях, неужели это так много?

– Вообще-то да, много, – после паузы отозвался Фагарш. – Но, по справедливости говоря, ты имеешь право и на большее. Хорошо, пусть будет так. А вот и твои люди. Командуй, дарнигар!

29

Страшно всем, но кое-кому еще и обидно! И даже очень обидно!