Книга Птенцы Виндерхейма - Алина Лис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У тебя совсем мозгов нет? Сначала всегда занимаются дровами. Пока мы будем тут копаться, в лесу стемнеет!
– Синдзимаэ! – не выдержала Белая Хризантема. – У тебя мозгов никогда и не было, коно-яра!
Томико идеально говорила по-свандски, но ругаться предпочитала на родном языке. В последние недели Альдис сильно расширила свои познания в оскорблениях на ниронском. Такаси такому не учил.
«Да сколько можно? Кто-то должен прекратить это!»
Разнимая ссоры братьев, нянюшка любила повторять: «Кто умнее, тот и уступит». Если верить ей, получалось, что ни Сольвейг, ни Томико умом не блистали.
Смотреть на скандалисток, а тем паче слушать ругань, было противно. Девушка опустилась на тюк, угрюмо поворошила палкой прошлогодние угли. Выжженная земля и утоптанный пяточок вокруг нее свободны от травы. Словно еженедельно на поляне собиралось по полсотни «птенцов», не оставляя сорнякам ни единого шанса.
Мальчишеский лагерь за холмом сейчас пустовал. Сразу по прибытии Вальди увел свою роту по песчаному пляжу.
– Не смей спорить с приказами командира!
– Из тебя командир, как из навоза «эйнхерий».
Песчаный берег означает мелководье. Будь Маркланд обычным островом, вокруг него колыхались бы водорослевые плантации и сновали фермеры в легких лодках.
– Скучаешь по родному навозу, селедочница?
– Неа. Когда такая куча навоза командовать пытается, скучать некогда.
Как же они обе достали со своим высокомерием, нетерпимостью, эгоцентризмом!
«На ближайшие недели курсант Накамура – ваш командир. Другого не будет, учитесь побеждать с таким».
«Но что я могу сделать?»
«Учитесь побеждать…»
Удобно притворяться, что от Альдис ничего не зависит. Самоустраняться во время скандалов, делать вид, что происходящее не имеет к ней отношения. А еще потом жаловаться Сигрид: ах, какого плохого командира вы мне назначили, сержант!
Очень удобно. Удобненько. По-рабски удобненько так. Словно это чья-то чужая жизнь, над которой Альдис не властна. Словно не от нее зависит, что сделать и что сказать.
Потерять инициативу. Уступить, возможно, самое важное дело в своей жизни кому-то другому. И не «кому-нибудь», а двум дурочкам, для которых гонор и желание настоять на своем важнее всего на свете.
Ради чего? Почему?
Потому… потому что…
Потому что она не хочет побеждать вместе с Томико и Сольвейг.
О Всеотец! Из-за какой малости иногда мы разрушаем все, чем жили и о чем мечтали.
«Я делаю это не для Томико. Я делаю это для себя!»
Альдис встала:
– Я поставлю палатку, Томо-сан.
От уважительного обращения к Томико во рту появился кислый привкус, словно пришлось разжевать горсть неспелой клюквы. Сольвейг на ее маленький демарш не обратила внимания, а вот Томико подавилась заготовленной репликой и уставилась на девушку во все глаза. Наверное, если бы Альдис ударилась оземь и обернулась белой чайкой, у ниронки и то был бы менее изумленный вид.
«Учитесь побеждать…»
«Да учусь я, учусь!»
Из сумерек вынырнули Бранвен и Тьяри, помогая освободить непромокаемое кожаное полотнище от веревки. До этого они всего один раз устанавливали палатку, и Альдис, как и другие девчонки, пока путалась в завязках. Сольвейг еще что-то доказывала, по привычке мешая дельные советы с оскорблениями, но Накамура помотала головой, словно избавляясь от наваждения, бросила в сторону свандки короткое «заткнись!» и присоединилась к остальным.
– Тьяри, держи этот край. Ты… э-э-э… Альдис, – она с некоторым усилием выговорила имя сокурсницы, словно ей тоже непросто было его произнести, – тяни на себя.
– Не так надо, бестолочь, – снова влезла Сольвейг. – Сначала надо срубить шесты.
И снова оказалась права. Стойки необходимы: без них палатку можно растянуть, но не закрепить.
– Без селедочников разберемся, – отрезала Томико. – Бранвен, ты тоже тяни на себя.
«Учитесь побеждать, курсант Суртсдоттир».
Когда над морем встала низкая, одетая в пурпур луна, все было готово. Сигрид построила подопечных, объявила, что ждет их через два часа на этом же месте, а пока курсантки свободны, и куда-то ушла.
Ее уход послужил сигналом. Пожалуй, впервые за те месяцы, что «птенцы» провели в академии, им довелось вкусить пусть относительной, но свободы, и ее хмельной вкус опьянил девчонок.
На Виндерхейме у первокурсниц тоже бывало время, не занятое муштрой или уроками, но предполагалось, что эти часы они тратят на повторение и закрепление материала, самостоятельную работу или сон. Да и в любом случае рядом всегда присутствовал кто-нибудь из старших.
Оставшись в одиночестве, строй мгновенно превратился в орду хохочащих, кувыркающихся, гикающих подростков. Восторженные разноголосые вопли летели в небеса, пугая ночных птиц и летучих мышей. Полная луна в ужасе спряталась за тучу и лишь изредка косилась оттуда на творящееся непотребство.
Минут через десять восторги поутихли, и девчонки разбрелись кто куда.
Альдис, к своему стыду, не удержалась и тоже приняла участие во всеобщей вакханалии праздника Свободы. Ее торжествующий клич звучал в унисон с другими голосами. И то, что она не стала крутить «колесо» или кувыркаться вокруг костра, еще не значило, что ей не хотелось.
Горьковатый дым. Сырая роса. Россыпь крупных звезд в небе. Холод надвигающейся зимней ночи и оранжевые искры над костром.
Свобода.
Она ушла от поляны. Нарочно тайком, чтобы не попасться на глаза кому-нибудь еще из подружек. Эта ночь была такой живой, такой пронзительно, невозможно настоящей. Ее надо было прожить в одиночестве.
Обойдя поляну вдоль кромки леса, Альдис проигнорировала широкую, нахоженную тропу, уходящую к берегу моря. Там было слишком людно и шумно. Хотелось тишины.
Она свернула в распадок, покрытый редким раскидистым кустарником. Здесь тоже была тропинка. Едва заметная, почти заросшая, слегка извиваясь, она уводила все дальше от лагеря. Звонкие голоса за спиной стали тише, потом вообще растворились в молчании леса. Темнота медленно заливала лог. Только звезды и полная луна дарили острову свой неверный, скудный свет.
Кустарник не знал, что наступила зима. Или не собирался сбрасывать наряд из-за таких мелочей. Его крупные мясистые листья в форме звездочек в темноте казались черными кляксами. Под одной из таких клякс Альдис обнаружила пригоршню кисловатых плодов. Чуть подслащенный компот из этих ягод в академии почти каждый день подавали к обеду.
Разжеванные ягоды оставили во рту терпкую горечь, а мелкие косточки противно застряли между зубами.
Тропинка терялась в темноте. Девушка уже подумывала повернуть обратно – очень уж не хотелось заблудиться в ночном лесу, – когда ноги сами вынесли ее к подножию холма. Там, наверху, чернели силуэты раскидистых сосен, похожих на чжанские зонтики.