Книга Кровь Заката - Вера Камша

А вот вдовствующую герцогиню Анастазия видела. Все еще красивая, в роскошном траурном одеянии, Эстела Тагэре шла рядом с красавцем сыном. Сола чуть не закричала в голос, увидев Филиппа, превратившегося из ангелоподобного золотоволосого ребенка в мощного воина с очаровательной, ласковой улыбкой. Таким в его годы был и Шарло, ныне лежащий под обсидиановой плитой в дальнем замке. Только глаза нового короля, умные и живые, были не серыми, а темно-голубыми, лишенными отцовской загадочной глубины. И слава святой Циале, потому что полного сходства Сола не выдержала бы.

…Они проговорили около оры. Об Эльте, об общих знакомых, о Шарле, на которого Филипп молился. То ли у молодого короля было особенное чутье, то ли за этим что-то стояло, но он почти не говорил ни о матери, ни о брате-калеке. Сола погрузилась в воспоминания о Тагэре и с трудом заставила себя вернуться на землю. Затягивать аудиенцию было бы неприлично.

– Я всегда буду рада видеть вас, Ваше Величество, – узкая рука коснулась золотых волос, таких же, как у отца, – я всего лишь смиренная служительница Творца нашего, но я с радостью помогу вам, если это будет в моих силах, и я буду молиться за вашего отца и брата.

– Благодарю Ее Иносенсию, – молодой король смотрел на нее с искренней признательностью.

Что ж, сын Шарля станет хорошим королем, если она ему поможет… Воистину, в этом мире немало дел, которых, кроме нее, никто не сделает. Она слишком много думает о мертвых, а Шарль наверняка бы попросил ее позаботиться о живых. Но сначала она покончит с неотложным.

2871 год от В.И.

Ночь с 1-го на 2-й день месяца Лебедя.

Арция. Мунт

После битвы с Лумэнами и то он не чувствовал себя таким уставшим и опустошенным. Тогда все было просто: впереди враг, а спину прикрывают друзья, а тут сам Проклятый ногу сломит…

Филипп не понимал, пьян он или просто безумно устал. Первый день месяца Лебедя, и без того самый длинный в году, оказался прямо-таки бесконечным. Коронация, Генеральные Штаты, пир, на котором нельзя было ни веселиться, ни печалиться, бесконечные разговоры с разными важными и нужными (упаси святой Эрасти обойти кого-то вниманием), затем ужин с самыми близкими, которые отчего-то стали похожи на чужих… А на завтра весь день уже расписан, и на послезавтра, и на целую кварту вперед. Воистину, быть королем дело нудное и хлопотное! Недаром и отец, и дурачок Пьер отбивались от этой чести, как могли. А ему еще придется всю жизнь слышать и в глаза и в спину, что, по мнению того или иного сановника или обывателя, сделал бы на его месте Шарль Тагэре. И доказать или опровергнуть это мнение невозможно.

Король Арции вздохнул и распахнул окно, впустив в комнату отдаленный собачий лай, шум ветвей и плеск фонтана. Нужно привыкать и к этим звукам, и к этой комнате, и к этому городу. Впрочем, жителям Мунта он нравится, особенно женщинам. По крайней мере, коронационная процессия всю дорогу от Ратуши до эрастианского храма шла по цветам, которые бросали ему под ноги горожанки. Это было приятно, приятны были и слова о его сходстве с отцом. И вместе с тем они странно царапали душу, словно бы его втягивали в какое-то дикое соревнование с мертвым, соревнование, которое ему никогда не выиграть, потому что живой король всегда хуже усопшего… Да и какой он король! Рауль, Анри, Евгений, Обен – все они куда больше его понимают в том, чем ему придется заниматься. А еще матушка со своими советами, более похожими на требования, а он даже не знает, права она или нет! Они победили, посадили его на трон, а дальше-то что? Конечно, проще всего плыть по течению, тем паче ему повезло с друзьями и советниками, но ведь он не Пьер! Он Тагэре, а у Тагэре должна быть своя голова на плечах.

Пьер… Филипп от нелепой и непрошеной обиды стиснул зубы. Ну что возьмешь с дурачка, который всю жизнь всех боялся, кроме отца и своих хомяков?! Просто так сумасшедшим никого не объявят, тем паче правящего короля, так почему же его слова никак не идут из головы!

Тагэре уставился в окно, стараясь отогнать неприятные воспоминания. Не получилось. Он словно бы опять вошел в большую и светлую комнату с видом на реку, где среди хомяков и подносов со сластями обитал низложенный монарх. Филипп не видел Пьера около полугода, внешне тот не очень изменился. Все та же одутловатая физиономия со слабым подбородком и носом-пуговкой, все то же настороженно-удивленное выражение, словно у грызуна, который и орех хочет схватить, и от норы отходить боится. После истерики, которую закатил бывший король по их вступлении в Мунт, Филипп обходил Речной Замок десятой дорогой, но Обен и Рауль считали, что присутствие Пьера на коронации весьма желательно, пришлось навестить безумца еще один раз. Лучше бы они этого не делали! Пьер хитро уставился на гостей и заявил, что его не проведешь и перед ним никакой не Шарло! Его опять хотят обмануть, не выйдет! Он никуда не пойдет, пока не придет большой кузен! А когда Рауль попробовал что-то объяснить, муж Агнесы замахал руками и полез под кровать, крича, что его сейчас убьют. Это было глупо, нелепо и ужасно неприятно.

Впрочем, глупого и неприятного в этот день хватало. Одни поздравления от Жозефа чего стоили! Но пришлось принимать подношения и благодарить, целовать кольца целой толпе высоких клириков, расточать любезности людям, которые изо всех сил пытались доказать свою верность победителям и одновременно наябедничать на своих врагов. Завтра придется решать, кому отойдут земли Батаров и что делать с имуществом Фарбье и иже с ними. На каждое поместье нацелилась целая стая стервятников. Рауль советует оставить земли главных лумэновцев в казне, а доход с них пустить на армию и другие неотложные нужны. Наверное, он так и поступит, но воплей при этом поднимется… Проклятый, как же это противно. Как вообще все противно!

Филипп вздохнул и, взяв свечу, прошелся по своей опочивальне. На столике у кровати, на которой когда-то трясся со страху Пьер Шестой, поблескивала камнями корона Волингов, помнящая еще Анхеля. Дурацкий обычай на ночь класть корону возле постели, как будто кто-то ее может украсть… Утром золотой, усыпанный драгоценными камнями обруч торжественно заберет Хранитель Короны и в сопровождении шести гвардейцев унесет в тронный зал. Та корона будет до вечера красоваться на бархатной подушке, а потом снова окажется у изголовья Его Величества. И так каждый день. Бред! Даже одеваться и раздеваться теперь положено в присутствии толпы придворных, но уж этого-то они не дождутся! Есть же предел любой глупости и любой зависимости.

Отец бы никогда не позволил, чтоб ему прилюдно натягивали чулки и застегивали башмаки. И он не позволит. Завтра же все эти одевальщики и подавальщики узнают, что Его Величество намерен одеваться, причесываться и доносить ложку до рта самостоятельно. Когда шла война, к нему никто не лез со всякими церемониями, и он не собирается портить себе жизнь больше, чем необходимо. Проклятый, а это еще что такое?!

Филипп Тагэре в изумлении уставился на огромного наглого котяру, взиравшего на молодого короля с видом академика, экзаменующего нерадивого студиозуса. Очевидно, нахал с веток здоровенного каштана, торчавшего под окнами, перепрыгнул на карниз, а оттуда сиганул в комнату. Похоже, именно этот кот или же его родич послужил причиной пресловутого безумия Пьера. Неудивительно, что бедняга спятил, увидав среди ночи эдакое страшилище. Филипп был не из робких, но под изучающим взглядом горящих желтых глаз ему стало не по себе.