Книга Обреченные - Эльмира Нетесова

— Они говно не едят. Так что зря переживал. Погоняли. Это верно. И правильно делали.

— Я тоже не по своей воле здесь остался. Если бы не ледоход, дома был бы.

— Тебя сюда никто не звал.

— Это моя работа. Я должен здесь бывать. Не по прихоти.

— Заткнись! Уж я твою работу знаю, паскуда! Кто ее на себе не испытал? Кому ты не напакостил? Да таких, как ты, убить не грех.

— Воспользуйся! Что ж, сейчас твой верх. Все козыри у тебя, — вздохнул Волков и добавил:

— Будь я на твоем месте, шанс бы не упустил…

— Ты что ж, меня с собой сравнил? Вот пакостный гад! Да я с тобой не то рядом дышать, под одним небом быть не захочу. В свое время. А теперь, давай, шевели ногами шустрее! Покуда их псы не откусили.

— Куда? — взмок всем телом Михаил Иванович.

— А у тебя есть выбор? — усмехнулся Пряхин остановившись.

— Нету, здесь ничего нет, — развел руками, вздохнул тяжко.

Они пошли по темной, сонной улице. Гуськом. Пряхин, Волков,

Трезор.

Свернув к дому, Александр открыл калитку. Волков, потоптавшись, нырнул в нее тут же.

— Входи, — открыл хозяин дверь в дом, и предупредил:

— Обувь сними. И тихо, чтоб не будить моих.

Сам вышел за перегородку, разбудил Елену. Та вышла на кухню.

— Накорми и найди ему место, — сказал жене без долгих объяснений и вышел привязать Трезора.

— Простите меня за беспокойство, — извинился Волков перед хозяйкой.

Та внимания не обратила на его слова. Накрывала на стол.

— Пошли умоешься, — предложил Пряхин гостю. И добавил:

— И хозяйка успеет управиться.

Волков умывался во дворе под рукомойником, раздевшись до пояса.

Сашка добавлял воды, молча подал полотенце. Пока гость ел, хозяин курил молча. Потом указал ему на раскладушку, застеленную возле печки.

— Ложись. Спокойной ночи, — пожелал Пряхин и ушел к своим— в спальню.

«Я-то рассчитывал, что он меня, в лучшем случае, в столовую вернет. А он, вон как решил, — обдумывал Волков. — Наверно, уважает власть! Хотя, кой к черту! За что? Но тогда зачем привел, накормил, пригрел? Пожалел? Этот пожалеет… Хотя, мог столкнуть в реку. В лед! Даже не сам. Собака справилась бы. Но не стал… Может испугался? Но чего? Где свидетели? Да и подтолкни он меня на глазах всех усольцев — никто бы и пальцем не пошевелил, чтоб меня выручить. А вот ему бы помогли. Это как пить дать. И не задумались бы», — вздрогнул Волков. Но, как же теперь он выкрутится перед ссыльными, что меня принял? Они ж его с говном сожрут. Никто меня принять не согласился. С-суки», — ворочался Волков, не мог уснуть.

За стенкой слышалось похрапыванье Пряхина.

«Вот тип, уже дрыхнет. И ничто его не грызет и не точит. Значит, не о чем беспокоиться. Нет грязи на душе, — начали слипаться глаза человека. Но едва стал засыпать, собачья пасть в самое лицо всеми клыками оскалилась. Глаза красные. Рычит глухо, зло. И вдруг, словно наяву, сказала человечьим голосом:

— Дерьмо!

Волков замахнулся кулаком на пса, прогоняя его от себя, и свалился на пол с раскладушки с грохотом.

— Чего ты тут не угомонишься? — выскочил Пряхин из спальни, протирая глаза.

— Дурной сон увидел. Прости, что нашумел.

— Отбрось все. Спи. Забудься, — понял Александр и вернулся в спальню.

Утром, когда Волков проснулся, хозяева уже ушли на работу. Дети отведены к бабкам.

На кухонном столе, стоял приготовленный для него завтрак. Картошка, капуста, почищенная селедка, грибы, кружка молока и хлеб.

«Даже об этом не забыли, — покраснел Михаил Иванович. И приметил записку.

«Вашу одежду надо привести в порядок. Пока носите то, что лежит на стуле, около вас. Ешьте. Спите. В обед жена покормит вас».

Волков быстро оделся. Поел. И чего за ним не было — сам помыл за собой посуду. Он решил никуда не выходить из дома Пряхина, дождаться, пока река очистится и можно будет вернуться домой.

В обед действительно пришла Елена. Повозившись немного у плиты, накормила Волкова и, не присев, ушла на работу.

Волков перелистал старые газеты. До вечера извелся от безделья. А поэтому, обрадовался возвращенью с работы семьи.

Пряхин сразу взялся рубить дрова, носить воду. Жена у плиты кастрюлями гремела. Дети взялись за игрушки. Никто из них не обращал ни малейшего внимания на Волкова, словно его здесь и не было.

Михаил Иванович вышел во двор.

— Может, я чем помогу? — предложил хозяину. Тот, глянув, головой качнул отрицательно, ответил смеясь:

— За вынужденный постой не беру!

— Давай мне чем-нибудь заняться. Иначе тут прокиснуть можно!

— Подруби дров на завтра! — подал ему топор Пряхин и пошел в сарай, убирать у коровы, дать ей сена.

Волков рубил дрова, не оглядываясь по сторонам. А по улице мимо дома шли усольцы. Удивленно головами качали.

Михаил Иванович, не замечая их, складывал дрова в аккуратные поленницы, топор звенел, пел в его руках, будто рисовал, расписывая чурбанки на поленья.

— А руки-то у тебя — золото! И сноровка есть! Смотри, как здорово получается! Я думал, ты ни хрена делать не умеешь! — не сдержался Пряхин.

— Это почему! Я ж всю жизнь в деревне прожил. На Брянщине. У нас все мужики с малолетства в лесу работали. И я с семи лет отцу помогал. Вилку в руках годам к пятнадцати научился держать правильно. А топором махать — когда и под носом не просохло, — признался Волков и, махнув топором, рассек полено точно пополам.

Пока Пряхин убирал в сарае, носил воду, Волков чуть не под крышу поленницу вывел. Нарубил щепок на растопку. И, попросив у Лены метлу, подмел двор, ни единой соринки за собой не оставил.

— Добрый из тебя получился бы хозяин. Руки умелые. А вот нутро… И с чего ты злой такой? — удивлялся Пряхин.

— Жизнь такая. Понимаешь, Александр, меня таким тоже люди сделали. Порой самому тошно. А свое вспомню и других не жаль, — стиснул кулаки гость.

— Да чем же ты обижен? Все имеешь, при должности. Семья. По- моему, даже внук появился. Чего еще желать? Зарплата неплохая. А значит пенсия тоже солидной будет.

— Не в том суть. Все правильно. И в то же время, обошла меня судьба самым главным — людьми путевыми, друзьями. Всю жизнь, с самого детства я на них горел. Подводили под монастырь. А за что? — спешно закурил гость.

Пряхин ни о чем не спрашивал. Не хотел докучать. И после ужина, неожиданно, Волков позвал его во двор покурить.

— Чего ж хозяйство держишь слабое? Всего-то одна коровенка!