Книга Чужие страсти - Эйлин Гудж

— Но ты все-таки сказала ему «нет»?

К его облегчению, она кивнула.

— Кент готов вернуться только ради Фебы. А я сказала, что не вижу в его намерении никакой пользы для нас, поскольку он собирается сделать это из ошибочных соображений.

— Мудрое решение.

Выражение ее лица снова стало серьезным.

— Что от него толку, если мужчина, которого я действительно люблю, от меня уезжает. — Абигейл прикусила губу. Он почувствовал дрожь в ее голосе и понял, что она изо всех сил старается не расплакаться. Тем не менее в ее словах не прозвучало никакого осуждения, как это было с Джиллиан.

— Я уезжаю не от тебя. Просто уезжаю. На время. Это совсем другое дело.

Вон обнял ее и, притянув к себе, снова поцеловал. На этот раз — страстно, как целуют любимую женщину, не зная, когда снова увидят ее… и увидят ли вообще. В этот момент, когда они обнимали друг друга, слившись губами и сердцами, Вон абсолютно не замечал происходящего вокруг, и ничего бы для него не изменилось, даже если бы они стояли на оживленном тротуаре в обтекающем их потоке прохожих.

Когда Вон вновь пришел в себя, он прошептал:

— Я люблю тебя, Абби. Я всегда любил тебя. — С этими словами его охватило очень приятное чувство, как будто после долгого времени в заключении ему наконец удалось вдохнуть свежего воздуха и свободно выпрямиться. — Это не может быть концом.

— Но для меня это именно так, — с грустью в голосе произнесла Абигейл. — Я устроена не так, как ты, Вон. Я не живу на лету. Не пойми меня превратно. Я люблю тебя таким, каков ты есть, но ты являешься моей полной противоположностью.

— Но это же не значит, что мы должны вычеркнуть друг друга из своей жизни.

— Нет, однако это значит, что нам пора перестать мучить друг друга. Почему не признать этого сейчас и уберечь нас от стольких печалей в будущем?

— Абби… — Вон потянулся к ней, но она отстранилась.

— Мне нужно возвращаться на работу, — напомнила она и с сожалением добавила: — Мне нужно заниматься своим бизнесом.

Конечно, Вон мог еще очень многое ей сказать. Путешествуя по всему миру, я не в состоянии забыть тебя. Я знаю это точно, потому что уже пробовал. Возможно, тогда я этого не понимал, но всегда, несмотря на всех моих женщин, для меня существовала только одна ты. Но вслух он коротко сказал:

— Я буду тебе писать. Ответишь мне?

Абигейл, похоже, тоже собиралась сказать что-то определенное об их будущем — или об отсутствии такового, — но в итоге только пожала плечами и пообещала:

— Конечно, я тоже напишу тебе. У нас это всегда хорошо получалось.

Затем она исчезла, быстрым шагом удаляясь по дорожке, по которой пришла сюда, словно убегала от какого-то невидимого преследователя. Оставила Вона посреди невероятного окружения, наполненного красотой и спокойствием сада, который, как ему неожиданно показалось, сейчас насмехался над ним. Он признавал, что Абигейл была права, когда говорила, что они с ней являются полярной противоположностью друг друга практически во всех отношениях, но в то же время был уверен: она допускает ошибку, думая, что может запросто уйти от него. Никому из них не удастся уйти друг от друга с такой легкостью. В этом смысле, подумал Вон, память очень напоминает эволюцию с ее естественным отбором: берет только нужное, а все остальное отбрасывает. Что касается Абигейл, то по тем или иным причинам эта женщина была надежно закодирована в его памяти. И это не было результатом выбора. Просто так сложилось. Как Земля вращается вокруг Солнца, так и его мыслям суждено было вращаться вокруг Абигейл.

Вон стоял, пока не убедился, что она ушла, а затем вздохнул и, повернувшись, направился назад, в музей.

20

— Мам, можно с тобой поговорить?

Нил неожиданно возник прямо у рабочего стола Лайлы. Волосы его были растрепаны, рубашка не заправлена в брюки — как будто он только что слез с велосипеда. И это было очень похоже на правду: десятилетний «хюндай», купленный сыном по объявлению, так ни разу и не выехал из гаража, после того как он пригнал его домой, и, вероятно, не выедет и в дальнейшем, пока Нил не заработает денег на ремонт.

— Конечно. — Лайла нажала кнопку на телефоне и отключила гарнитуру. Она была на связи с одной из авиакомпаний, но это могло подождать. — Что случилось, дорогой?

— Прости, что отвлекаю тебя на работе. — Он вдруг засомневался, взглянув на ее стол, буквально заваленный всякими бумагами, проспектами и схемами маршрутов, которые нужно было отослать по факсу. А может, ему просто требовалось несколько секунд на то, чтобы привыкнуть к виду своей матери в гарнитуре и деловом облачении для офиса: сегодня на ней был светлый льняной костюм, бледно-голубая блузка и босоножки Кеннет Коул, которые она купила на распродаже. — Если ты занята, я, наверное, могу обратиться и позже.

Лайла улыбнулась.

— Для тебя у меня всегда найдется время. К тому же я могу сделать перерыв. Сижу здесь не вставая все утро. Давай пройдемся. — О чем бы ни собирался поговорить с ней сын, она не хотела, чтобы сослуживицы слышали это.

Барб Хаггинс, конечно, добрая душа, но она частенько совала нос не в свои дела, как выяснила Лайла за те месяцы, которые успела проработать на этом месте — временной должности, ставшей для нее постоянной, поскольку, как говорила их босс, она доказала свою «незаменимость».

Лайла испытывала некоторое беспокойство, пытаясь угадать, что за срочное дело было у сына, если он не мог подождать, пока она вернется домой. Она старалась держать все свои страхи под контролем, потому что психиатр Нила предупреждал ее об опасности прокручивания худших сценариев. Голос доктора Фрая до сих пор звучал в ее голове: «Помните, вы не в состоянии влиять на решения Нила. Вы также не можете нести ответственность за их последствия. Ваша роль сводится единственно к тому, чтобы подсказать сыну, когда он просит у вас совета».

Когда они вышли на улицу, их встретил порывистый ветер. Он с такой силой трепал желтый в полоску матерчатый навес у них над головой, что тот напоминал парус выходящей в море шхуны. Пройдясь немного по тротуару, они приблизились к комиссионному книжному магазину, который находился через несколько дверей от агентства Лайлы, и сели на стоявшую здесь кованую лавочку. Пару минут они сидели молча, глядя на проходивших мимо пешеходов, местных и туристов, в этот безоблачный летний день, похоже, никуда не торопившихся. Магазин «Колокольчики, книги и свечи», перед которым они сидели, принадлежал пожилой даме по имени Мэй Кроссли; кроме подержанных книг тут продавались поздравительные открытки и разные кустарные изделия вроде отлитых в песке свечей, «музыки ветра» и всяких безвкусных безделушек. Сейчас магазин был закрыт. В окне висела написанная от руки записка: «Закрыто на похороны». Лайла видела эту записку уже не в первый раз. Мэй, словно оправдываясь, сказала ей накануне: