Книга От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918 - Эдуард Экк

На другое же утро выехал в штаб 82-й дивизии. Ее начальником был генерал-лейтенант Промтов,[350] которого я хорошо знал еще по Японской войне и на которого мог во всем положиться. Беседа с ним окончательно открыла мне глаза, и, заканчивая разговор, я ему высказал:

– Не только не буду препятствовать, но настоятельно требую, чтобы было установлено нормальное довольствие людей горячей пищей два раза в день, чтобы люди имели чай и обязательно необходимый отдых по ночам.

В тот же вечер отдал руководящий приказ чтобы: 1) в каждом полку иметь по батальону в частном резерве. По мере улучшения позиций добиваться, чтобы в каждой дивизии один из полков по очереди выводился в резерв для отдыха, обучения и исправления обуви и одежды; 2) сторожевое охранение выставлять лишь в мере действительной необходимости, разведку же вести непрерывно днем и ночью; 3) все кухни были бы подняты на высоты, непосредственно к своим частям, люди получали бы ежедневно обед, ужин и положенное чайное довольствие и 4) чтобы вне боев всем, не состоящим в наряде, предоставлялся бы полный отдых; в холодные и ненастные дни допускать зажигание костров наподобие того, как это делалось у противника.

Объезжая дивизии, я подтвердил эти указания к неуклонному исполнению, возложив ответственность на командиров полков, и предупредил, что даже промедление в проведении их в жизнь буду считать показателем, что виновным в таковом командование полком не под силу.

Должен сознаться, что посещение позиций представляло большие трудности, требовало огромного напряжения, и постоянно обходить войска в окопах не хватало ни сил, ни времени. Лесистые Карпаты и выше, и по характеру гор намного труднодоступнее Карпат на Ужокском и Стрыйском направлении, но климатические условия также благоприятны. Правда, в дни ненастья приходилось очень жутко, ветры были настолько сильны, что сбрасывали с круч людей, неосторожно подходивших к краям гребней. Сколько таких сорванных ветром германских и австрийских егерей попало в наши руки, да, вероятно, не менее и наших к нам. Зато в ясные дни, даже зимой, морозы, достигавшие 20–25 °R, переносились легко, и санитарное состояние войск не оставляло желать лучшего.

Санитарному благосостоянию много способствовали имевшиеся всюду при частях бани и прачечные. Один из войсковых врачей после санитарного осмотра полка донес, что в целом полку он не нашел ни одного паразита. Такого благополучия прямо нельзя было себе представить, и я сейчас же обратился за справками во 2-й хирургический отряд, где, я знал, ни один раненый или больной не попадает в палату раньше, чем его разденут и вымоют сами сестры. И врачи, и сестры подтвердили, что паразиты находятся почти у каждого, но, по сравнению с прежними годами этой войны, количество их настолько уменьшилось, что больных можно сразу от них избавлять.

Многие думают, что паразиты – это как бы наша специальность, а в иностранных армиях их будто бы нет. В действительности же наш солдат при малейшей заботе о нем сравнительно чистоплотен. Желая в этом отношении свериться с нашими противниками, я поручил штаб-офицеру, заведовавшему опросом пленных, расспросить, как обстоит у них в этом отношении. На первый же поставленный старшему германскому унтер-офицеру вопрос, есть ли у них паразиты, он даже как бы с гордостью ответил:

– Конечно, иначе какие же мы были бы солдаты.

Начиная с ноября 1916 года затруднения с довольствием становились все более и более обычным явлением, и все в большем количестве вместо капусты и крупы стали доставлять чечевицу, а начиная с 1917 года только ее и доставляли. Чечевица является продуктом очень питательным, мы, офицеры, с нею легко мирились, но солдаты ели ее с отвращением, многие прямо выбрасывали, предпочитая есть сухой хлеб. Сложили даже песню: «Коли щи да каша, так и Вена наша, а коли только чечевица, так уйдем до Черновицы». Мясо доставлялось в мороженом виде, а к 1917 году преимущественно мороженная или копченая баранина.

Даже наш стол настолько оскудел, что я наконец разрешил охоту на оленей, которые водились в горах в достаточном количестве. Сократилась дача сахара для офицеров с 10 фунтов в месяц на четыре фунта.

Еще труднее обстояло с фуражом, особенно с зерновым. Местные жители, гуцулы, относились к нам хорошо, продавали что могли и сравнительно по дешевым ценам. Но постепенно и у них все стало оскудевать.

Но самое трудное было исправление дорог и мостов. При корпусе состояло четыре дорожных отряда, сформированных из наемных рабочих, вывезенных из России. Плату они получали высокую, по 3 рубля 50 копеек в день на полном казенном пайке. Работали крайне вяло, стараясь всеми способами отлынивать от работ. Работы в районе позиции шли успешнее, так как там рабочие чувствовали, что куражиться не удастся и работу все равно придется исполнить. Но как ни туго шли работы, энергия заведовавших ими все превозмогла: шоссе были приведены в достаточно исправный вид, узкоколейка конной тяги работала исправно; на самые же кручи тяжести поднимались по воздушным дорогам, поставленными нашими саперами. Ими же были исправлены мосты и построен новый мост у слияния рек Белого и Черного Черемошей, представлявший капитальное сооружение, легко выдержавшее напор воды при весеннем половодье.

В своем районе мы справлялись со всеми трудностями, и можно было быть уверенным, что с началом военных действий все необходимое для войск будет им доставляться. Но в более глубоком тылу железнодорожный транспорт действовал уже не так исправно, как в первые два года войны. Также не было прежних порядка и дисциплины, и часто чтобы добиться пропуска войсковых грузов, приходилось прибегать к некоторым своеобразным мерам. Приведу один разговор с начальником 59-й пехотной дивизии, дающий своего рода бытовую картинку тогдашнего железнодорожного мира. Генерал-лейтенант Оглоблев[351] отличался не только заботливостью о людях, уменьем все добыть, но и доставить добытое к дивизии. На мой вопрос, как он этого достигает, генерал доложил, что оставил на р. Серете в районе Заложца одного офицера и 40 рабочих при пяти подводах, которые по мере сбора продуктов и доставляют их.

– Да ведь они доставляют только на станцию железной дороги, а вот что вы делаете, чтобы эти продукты дошли до вас по железной дороге?

Генерал замялся и просил разрешить ему не отвечать на этот вопрос, так как, если он скажет, как это делается, то дивизия может лишиться подвоза. И только когда я ему обещал, что сказанное останется между нами, генерал улыбнулся и сказал:

– 10 фунтов сахару кому следует – вот и вагон, еще 10 фунтов – еще вагон, так и довозим. Ну, а изнутри России одним сахаром не отделаешься.