Книга Инквизитор. И аз воздам - Надежда Попова

– Подобных историй я слышу все больше в последние годы, – заметил охотник мрачно. – И ты, думаю, тоже. Тварей все больше; прежде мы могли тратить годы на поиски одной, а теперь они толкутся по Империи стаями, едва на ноги не наступают. Призраки умерших – явление чуть ли не более небывалое, нежели стриги и вервольфы, – чуть не на каждом углу. Люди внезапно обнаруживают в себе способности, которых у них отродясь не было… В этом мире что-то назревает. Не может ли происходящее в Бамберге быть частью этого?

– Может, – согласился Курт, – и скорей всего, именно этим и является. Но кроме прочего, происходящее в Бамберге вполне определенно является частью назревающего в Бамберге. Не знаю, что это, но оно действует по какой-то системе, и одна из особенностей этой системы в том, что каждый следующий случай малефиции случался вскоре после казни предыдущего арестованного.

– Вот как… – с легкой растерянностью проговорил Ван Ален и, помедлив, уточнил: – И никто, кроме тебя, этого не заметил? Или не придали значения?

– Не знаю, успел ли сделать такой вывод Штаудт перед своей гибелью, но даже я сам заметил это почти случайно.

– Опять твое озарение?

– На сей раз – скорее сработало, наконец, то, чему учили в академии, – уныло усмехнулся Курт. – Изучая протоколы, я мысленно разделял их на две части – на ту, в которой речь шла о делах сверхобычных (включая случаи с отказом от признания), и на ту, в которой расследования показали, что преступление совершено вполне обыденное, бытовое. Потом стал просматривать именно первую половину в попытках найти что-то общее – и обратил внимание на даты. Закономерность очевидна: спустя день или несколько (но не более недели) после первой казни – следовал всплеск и следующий случай малефиции. Именно после казней тех, кто был умерщвлен за колдовство, idest – после сожжений.

– «Всплеск», – повторил Ван Ален медленно. – Ты ведь не просто так употребил это слово?

– Ты ведь не думаешь, что у множества людей в одном маленьком городе внезапно начали просыпаться природные дары, заложенные в них при рождении и дремавшие все эти годы?.. Здесь что-то происходило во время казней. Кто-то получал от этих смертей силу, но не поглощал ее целиком, не питался ею, а как бы сбрасывал излишки вовне, и она «оседала» в людях, которые, быть может, были к подобным вещам… наиболее чувствительны, так скажем. Так же, как крошки хлеба летят в стороны, если едок невоспитан и тороплив. Или же этот некто перенаправлял эту силу на конкретных персон по своему выбору, этого я пока еще не понял.

– И ты молчал? – с привычным недовольством укорил охотник и, осекшись, вздохнул: – Ах да. Верно…

– Да, отчасти молчал безопасности ради, – согласился Курт. – А отчасти потому, что сам не был уверен в собственных выводах, пока Готтер не обнаружила кое-то, что внесло некоторую ясность… Расскажи ему, – кивнул он ведьме, и та вздрогнула, невольно бросив взгляд в потолок, будто могла увидеть там, за балками, досками и черепицей, пульсирующие нити темной сети, опутавшей город. – Лучше будет, если это сделаешь ты; как знать, быть может, Ян и поймет тебя лучше меня, ему со всяким доводилось сталкиваться…

– Всадник… – задумчиво произнес Ван Ален, выслушав рассказ ведьмы. – Я бы допустил, что под видом святого в собор воткнули идолище, хранящее в себе темную силу, но раз госпожа экспертус утверждает, что от него не исходит ничего подобного, а вовсе даже наоборот… Предположу, что в Бамберге таится нечто. Или некто. А Всадник сдерживает его, не давая выползти, и кому-то это очень не нравится. Эта ваша сеть – явная попытка каким-то образом осквернить святыню и лишить ее сил… ну, или ослабить, на худой конец.

– Это я и сам понял, – покривился Курт. – Не понял лишь, каким образом; хотя система, по которой случались проявления малефиции, наводит на мысли. Это как-то связано – внезапные пробуждения дара в людях, в которых его никогда не было, эта сеть, Всадник и то, что он стережет.

Ван Ален задумчиво куснул губу, глядя на пламя свечи перед собой, и, снова подняв взгляд к собеседнику, уверенно сказал:

– Отдача.

– Что?

– Всплеск, – пояснил охотник. – Ты верно сказал, только сам не понял, насколько верно. Смотри. Всадник – узел в этой вашей сети. Промежуточный, но важный узел, тот, ради которого все и затеяно. Кто-то использует людей этого города как… как миски с едой. Берет из них пищу, портит ее и кормит ею Всадника. Травит его. Как травят стражника, чтобы освободить пленного, которого он охраняет. Сеть состоит из того же…

– Из еды, – уточнил Курт безвыразительно, и охотник скривился:

– Не придирайся. Пусть будет из еды. Из испорченной, протухшей еды; какой-то извращенец ее размазал по потолку, наполняя комнату-город смрадом и отравляя всех, кто в ней находится. Люди еду несут, он ее портит и кормит стражника, а остатки по потолку размазывает. Кормит и размазывает…

– Я понял, понял, – оборвал Курт, заметив, как Нессель чуть заметно одобрительно кивнула – по-видимому, согласившись с метафорой охотника.

– А еще, кроме еды, от людей этот некто берет… ну, пусть будет питье. Отравленное. Которое вбрасывает в эту сеть еще больше сил, а стражника-Всадника травит еще сильней. Смерть. Человеческая смерть, которая сопровождается мучениями. Припомни свой опыт – сколько всякой дряни придумали малефики для своих ритуалов? Сердца вырезанные, внутренности вытянутые, на худой конец – вены вскрытые… Словом, все, чтобы смерть была как можно медленней, а лучше – еще и мучительней. Ваши с этим условием тоже справляются на отлично.

– А ваши? – хмуро уточнил Курт, и Ван Ален качнул головой:

– Нет. Мы сжигаем трупы. Горение заживо – это, знаешь ли, такой выплеск… Неизвестно, чем, как и где может отозваться. Да и опять же, медленная смерть малефика – это опасность того, что за время этой смерти он успеет заключить договор с первой же сущностью, у которой появится желание и хватит могущества ему это предложить. В таких условиях человек на что угодно согласится – от продажи души до отказа от человечности… Поэтому убить надо быстро, а уж после – с трупом делай, что хочешь, жги, руби, хоть танцуй с ним… Хотя и труп, в общем, тоже лучше спалить поскорей, от греха.

– И давно вы это выяснили?

– Да всегда знали, – передернул плечами Ван Ален. – Снова начнешь проповеди, что надо делиться информацией?

– Не до того сейчас, – возразил Курт устало. – Говори дальше.

– Дальше, – кивнул охотник, – мы имеем следующее. Это отравленное питье не просто сливается из кружек-людей в кружку стражника-Всадника, оно из этих кружек выплескивается, бьет струей, брызжа во все стороны. Или можешь сравнить это с выстрелом из пушки.

– Отдача…

– Да. Бьет того, кто оказался ближе… Или, если применить к нашему случаю, того, кто к этому чувствителен. Почему чувствителен – не знаю, да нам это знание и не поможет… почему угодно. Или потому, что они, хоть и не обладают никаким даром, особенно восприимчивы к тонким материям, есть же такие люди… или бьет по тем, кто находится в нужном состоянии духа – в унынии, или зол на кого-то, или жаждет чего-либо сверх меры… Происходит казнь, которую используют как жертвоприношение, из убитого истекает сила, которую перехватывают и направляют на свои нужды (поддержка сети и отравление стража-Всадника), а остатки уходят в отдачу.