Книга Севастопольская хроника - Петр Сажин

Пересели в классные вагоны, устроились хорошо, а ехать долго не пришлось – авиация противника разбила впереди железнодорожное полотно…

…До Тбилиси добирались где пешком, где на поезде. И здесь двигались по дорогам в одном потоке с беженцами, а их было несметное количество, и большинство женщин с детьми.

Шли босые – госпитальные тапочки давно уже разбились вдрызг.

Шли с заскорузлыми повязками, на руках несли малых ребят, которые прижимались к ним, как к отцам родным, и это отогревало душу и полнило быстро убывающие силы.

Питались тем, что подавали жители лежавших на пути станиц и аулов. А те приносили лепешки, огурцы, печеную картошку, пшенку.

Когда добрались до Тбилиси, Глухов попал в Центральный военно-морской госпиталь. Соседи по палате расспрашивали, как удалось ему добраться от Невинномысской в больничном халате, да еще босиком. Он неопределенно улыбался и пожимал плечами, думая о том мальчонке, которого нес столько дней на своей спине, сделав люльку из старой шали. Вздыхал, думая о своих пострелятах…

Морской госпиталь в Тбилиси был отлично оборудован, и врачи знали свое дело не хуже, чем он свое: лечение шло хорошо, но медленно. Глухов изнывал от тоски по флоту, по товарищам и по семье, ведь с тех пор, когда он вернулся из горящего Севастополя, прошло черт знает сколько времени. Чего тут лежать – раны на нем заживают как на собаке! К тому же на Кавказском побережье находилась его семья, эвакуированная из Севастополя, – хоть бы одним глазом взглянуть на своих! А там и в дивизион. Пора! Немцы уже рвутся к Туапсе и подходят к кавказским перевалам.

Он уговорил госпитальное начальство отпустить его и даже написал расписку, что никаких претензий к госпиталю иметь не будет, что чувствует себя здоровым и дальнейшее пребывание в госпитале в то время, когда немцы пытаются захватить Кавказ, он считает для себя невозможным.

…Не сразу Глухов приступил к командованию дивизионом, но рядом с товарищами, рядом с кораблями словно живой водой орошался – поправлялся быстро: рана на бедре заросла диким мясом – рубец образовался прочный, как шов электросварки. Затягивалась и рана на лопатке.

Наступило лето 1943 года. Москва артиллерийскими салютами приветствовала воинов, с боями шагавших по лесным дорогам Белоруссии и по степям Украины. Красная Армия освобождала город за городом. Уже кони генерала Кириченко чуяли прохладу днепровской воды. Уже в дальномер был виден Киев и на подступах к Бахмачу вели бои войска Рокоссовского. Войска Малиновского и Толбухина штурмовали Лозовую, Чаплино, Волноваху и Мариуполь. Азовцы высадились на западный берег. А здесь, на крайней точке левого фланга, линия фронта не сдвинулась ни на сантиметр: немцы все еще сидели в Новороссийске. Со стороны суши их защищали горы, с моря подковообразная бухта.

Приближалась осень, а немцы по-прежнему занимали Новороссийск. Наконец Ставка решила – взять город!

Войска Северо-Кавказского фронта должны были наступать со стороны станицы Крымской, войска Приморской группы – с Малой земли и Новороссийского шоссе.

Морякам поручалось нанести удар в лоб: прорваться в Цемесскую бухту, уничтожить сложную полосу береговых укреплений и захватить важнейшие опорные пункты в городе.

Девятого сентября к порту потянулась морская пехота. Моряки шли по зеленым улицам Геленджика в маскировочных костюмах и бескозырках. Из полурасстегнутых курток виднелись бело-синие полосы тельняшек. У многих автоматы через плечо, гранаты на поясах. Люди тащили штормтрапы, бревна, длинноствольные противотанковые ружья, катили пулеметы и противотанковые пушки.

Посадка на суда производилась в темноте. Один за другим катера отваливали от причала и тихим ходом покидали бухту.

В ночь на десятое сентября причалы опустели. Кругом пала тишина.

К двум часам тридцати минутам ночи все суда подтянулись к Кабардинке и тут притаились.

И когда с командного пункта, разместившегося в Кабардинке, контр-адмирал Георгий Никитич Холостяков дал сигнал начать штурм, земля вдруг вздрогнула, закачалась, небо осветилось и заиграло разноцветными огнями трассирующих пуль и зенитных лучей.

Ураганный огонь морских батарей Матушенко, Солуянова, Зубкова и Давиденко, огонь армейской артиллерии, «катюш» и «Иванов грозных» был так могуч, что порой казалось, на горе Колдун началось извержение вулкана невиданной силы.

Десантники и моряки зачарованно слушали гул артиллерийского урагана, и, когда он начал утихать и в небе над бухтой повисли огни сигнальных ракет, суда пошли к Новороссийску.

…Вход в порт представлял из себя узкие ворота между западным и восточным молом, которые защитными стенками отгораживали Цемесскую бухту от моря. Ворота были закрыты толстыми металлическими сетями, подвешенными на бонах. Любой корабль при попытке войти в гавань непременно запутался бы винтом в этих сетях.

Открыть ворота, то есть подорвать боны, разрезать сети, должен был лейтенант Крылов.

Он однажды уже отличился тут – ночью утащил из Новороссийского порта плавучий кран. Утащил из-под носа многочисленных немецких батарей и пулеметных точек.

Все были уверены в том, что Крылов и на этот раз отличится. Но ему не удалось взорвать боны и пустить на дно сети.

Что же было делать?

Выход из создавшегося положения нашел Дмитрий Глухов. Подтянув катера своего дивизиона к молу, Глухов подал сигнал всем оставаться на месте, а сам стал на курс и дал самый полный ход, а когда катер подлетел к воротам, поставил ручку на «стоп», сзади набежала разведенная им волна, она подняла «охотник» и своей огромной инерционной силой перебросила его через то место, где под водой висел стальной канат…

За Глуховым, применяя этот же маневр, в гавань влетели и остальные катера…

В эту бурную ночь Глухову пришлось не раз принимать смелые и неожиданные решения. Когда катер, на котором он первым ворвался в бухту, подходил к причалу, обнаружилась в его корпусе… торпеда. Как она попала и застряла в днище, никто не заметил в горячке штурма.

Выслушав донесение, Глухов приказал продолжать поход. После высадки десанта он полным ходом пошел к воротам. Здесь приказал механику запустить моторы «враздрай».

Катер затрясся, торпеда… выпала и пошла на дно.

Шестнадцатого сентября Москва впервые салютовала Южному флангу. Дмитрий Андреевич Глухов за боевые отличия, находчивость и героизм при штурме Новороссийска был произведен в капитаны 3 ранга и награжден орденом Ленина и орденом Суворова 3-й степени.

После Новороссийска Дмитрия Глухова с его катерами видели в Анапе, в Соленом озере и, наконец, в Кротково перед форсированием Керченского пролива.

Здесь, на проливе, его и настигла смерть…

…Три часа Дмитрий Глухов бессменно находился на мостике сторожевого катера «СК-0102». Он возглавлял боевое охранение каравана судов, перевозивших снаряды и продукты гарнизону Эльтигена.