Книга Нефть! - Эптон Билл Синклер

И он поехал и сказал ей все, что знал об этих несчастных юных заключенных, о том, во что они верили, что делали и как страдали в темной, зловонной тюрьме. Аннабель слушала его, и слезы навернулись у нее на глаза, и она сказала, что "это ужасно, ужасно", что она не представляет себе, чтобы люди могли быть до такой степени жестоки. Но что могла она сделать? Тогда Бэнни сказал ей, что так как забастовка была давно ликвидирована, то Верну надо было теперь все это дело прекратить. Если же он будет говорить, что в данном случае он бессилен, что теперь это уже дело суда, то это неправда, так как местный прокурор имел всегда право ходатайствовать о прекращении дела, и если бы Верн сказал ему слово — он, безусловно, это сделал бы.

Вскоре Бэнни узнал, что его план подействовать на толстокожего нефтяного магната до известной степени удался. Верн был в его отсутствие у его отца, и м-р Росс никогда еще не видел его в таком состоянии. Он кричал, ругался, неистовствовал. Как смел Бэнни явиться в его дом и стараться нарушить мир в его семье? Если Росс до такой степени распустил своего сына, то он, Верн, сумеет его подтянуть… Так кричал Верн.

Бэнни поинтересовался узнать, что подразумевал магнат под этими словами? Не собирался ли он его побить или засадить в тюрьму вместе с теми, кто там уже сидел?

Бэнни решил твердо держаться намеченного плана — он имел полное право говорить с Аннабель, она была взрослой женщиной, и Верн никаким способом не мог ему этого запретить. Он сожалел, что всем этим огорчал отца, но вынужден был сказать, что в том случае, если дело это не будет прекращено и будет разбираться в суде, то он, Бэнни Росс, выступит в качестве свидетеля всех восьми обвиняемых, и его показания будут первостепенной важности. Он проводил в домике ранчо Раскома все вечера, слушал все их разговоры о забастовке, знал их отношение к ней — и он может засвидетельствовать, что все они, как один человек, стояли за солидарность, за сплоченность рабочих, как за единственный верный путь к победе, а на все акты насилия смотрели как на западню, в которую нефтепромышленники будут стараться их заманить. И если не будет возможности добыть необходимых для защиты денег другим путем, то он продаст автомобиль, который подарил ему отец.

— Надеюсь, Верн не скажет, что он имеет право не позволять мне ходить в университет пешком!

Бедный м-р Росс! Он не мог выдержать долго такого тона в устах своего ненаглядного сына и признался ему, что он и Верн уже обсуждали вопрос о возможности компромисса с бунтарями. Может быть, они дадут согласие уехать из этой местности или во всяком случае бросить работать в нефтяной промышленности? Но на это Бэнни ответил, что если Верн имеет намерение сделать им такое предложение, то пусть делает его сам. Бэнни отлично знал, что ответит на это Поль. Поль имел право стараться организовать нефтяных рабочих, и он никогда от этого права не откажется. И все остальные — Бэнни был в этом уверен — ответят в один голос, что они лучше останутся в тюрьме до конца своих дней, чем согласятся на такой компромисс.

Проговорив это очень торжественным тоном, молодой идеалист, который постепенно и болезненно превращался в умудренного жизненным опытом человека, прибавил, что, в сущности, ни один из этих восьми человек ничем не мог бы беспокоить в дальнейшем м-ра Роскэ. Его система выдачи "волчьего" паспорта была достаточным ручательством в том, что им не удастся найти работы ни в каком нефтяном предприятии; всякая же организация, которую им удалось бы создать, представляла бы собой, разумеется, нечто в высшей степени жалкое. С другой стороны, Верн должен был отдать себе отчет в том, что если он будет продолжать настаивать на своем, желая довести это дело до суда, то этот судебный процесс очень затянется и получит такую огласку, которая многим нефтепромышленникам будет не по нутру. Конечно, свидетельские показания будут стараться поставить в очень тесные рамки, но он, Бэнни, со своей стороны сделает все возможное, чтобы предать их самой широкой гласности и познакомить публику со всеми фактами. А что, если защитник обвиняемых найдет нужным привлечь к делу самого м-ра Верна Роскэ и спросит его, что он знает по поводу организации шпионажа среди рабочих Парадиза?

— О, Бэнни, — воскликнул м-р Росс, — ты не позволишь себе прибегнуть к такой гнусности!

— Разумеется, я сам этого не сделаю, — отвечал Бэнни. — Я сказал только, что к этому может прибегнуть защитник. Скажи, разве ты сам этого не сделал бы, если бы был на его месте?

М-ру Россу было очень не по себе, и он сказал, чтобы Бэнни ничего пока не предпринимал, что он все обдумает и опять поговорит с Верном.

V

В результате всех этих переговоров м-р Росс обратился к Ви.

Не могла ли бы она снова повлиять на Бэнни в том смысле, чтобы удерживать его от его дальнейшей дружбы с этими ужасными "красными". Ни о чем другом он теперь абсолютно не думал. Ви сказала, что она постарается, и сдержала свое обещание. Но это только придало их отношениям известную долю натянутости, так как Бэнни начал теперь ясно понимать, что именно ему было нужно, и не желал, чтобы его от этого удерживали.

Ви энергично работала над "Принцессой Пачули". По содержанию это была очень слабая вещь, и Ви это сознавала, но все ее мысли были сосредоточены на том, чтобы сделать изображаемый ею образ как можно более живым и реальным. Если бы вы спросили ее, для чего это было нужно, то она ответила бы, что этого требовала ее профессия, что в переводе означало, что она получала за это четыре тысячи долларов в неделю с перспективой получать по пять тысяч долларов в неделю, "если будет сделано хорошо". Но для чего, в сущности, ей были нужны эти пять тысяч долларов в неделю? Для того, чтобы купить себе на них еще больше аплодисментов и поклонений и этим путем добиться еще большего количества долларов в неделю? Это был какой-то заколдованный круг. Точь-в-точь то же, что было и со скважинами м-ра Росса. У "красных" была песня: "Мы идем на работу. Работа даст нам денег. На них мы купим себе пищу. Пища даст нам силы. Силы для работы. Работа даст нам денег. На них мы купим себе пищу. Пища даст нам силы, силы для работы. Работа даст нам денег…" И так далее. До бесконечности. Пока у вас хватало духу.

Ви желала постоянно говорить о своей картине, о новых задачах, которые она себе поставила, о всех участвовавших в картине артистах, об их соперничестве, ревности, тщеславии, об их симпатиях и ненависти. Бэнни, который ее любил, делал вид, — для того, чтобы ее не обидеть, — что все это его интересует, но, в сущности, все это было до такой степени "все то же самое", избитое, скучное. Никто не проявлял ничего мало-мальски оригинального, все следовали только моде, а мода эта так быстро менялась. Сегодня публика требовала картин исключительно только из военной жизни и не смотрела ни на какие другие; завтра ей нужны будут одни только светские сюжеты; еще через день — опять одни только военные. Друзья Ви постоянно меняли своих поставщиков запрещенных вин, но пили все ту же отвратительную смесь. И так же часто все они меняли своих любовниц и любовников. Сегодня такой-то спал с одной женщиной, завтра — с другой, и чем больше их менялось, тем более все это оставалось все тем же самым.