Книга Проклятие любви - Паулина Гейдж

Лишь только село солнце, управляющий объявил о приходе Эйе. Вернувшись в северный дворец, Нефертити сразу отправилась в постель, заставив передвинуть кровать таким образом, чтобы можно было лежать, опираясь на подушки, и смотреть в окно, хотя это было уже совершенно бессмысленно. В розовом вечернем свете она лежала, безразлично поигрывая кольцами. Отец приветствовал ее, остановившись перед ложем. Он поклонился, тяжело дыша, и она жестом позволила ему сесть.

– Раньше я мог бегом подняться по этим ступеням, – задыхаясь, сказал он, – но сегодня я преодолевал их, сидя в носилках. Время беспощадно, царица.

Она вскинула на него взгляд, на его побагровевшем, вспотевшем лице было ласковое выражение.

– Если ты пришел справиться о моем самочувствии, мне уже лучше, – сказала она. – Это все от жары и от горя.

– О, – он понимающе закивал, – это прискорбно, но не волнуйся так из-за этого, Нефертити. Все знают, как ты была предана Осирису Эхнатону, даже несмотря на то что он плохо обошелся с тобой.

Она снова пристально взглянула на него и на этот раз разглядела его полуулыбку.

– Его задело бы, если бы он услышал, что ты называешь его Осирисом, – улыбнулась она в ответ. – Я достаточно великодушна, отец, чтобы надеяться, что Атон воздаст ему по заслугам.

– Возможно, Атон попытается, но другие боги, вероятно, придут в ярость, зная, на какую судьбу он обрек Египет, и не позволят божеству Эхнатона даровать ему блаженство.

Она откинулась на подушки и закрыла глаза, борясь с желанием потереть их.

– Я прикажу принести чего-нибудь? – тихо предложила она. – Как хорошо, когда снова есть виноград, гранаты. Дыни уродились в этом году. Мои хранилища полны. Так странно, похороны в сезон урожая.

– Не надо угощения, благодарю, царица.

Она расслышала нотку неуверенности в его голосе и, открыв глаза, повернула голову.

– Ты же пришел не затем, чтобы справиться о моем здоровье или обсудить урожай, – сказала она. – Так для чего, отец?

Эйе наклонился к ней, и последний луч красного света, упавший на ложе, коснулся его.

– Могу я отпустить твоих женщин?

– Конечно.

Он отдал приказание, и служанки, собрав свои игры и безделушки, одна за другой вышли из комнаты. Когда они удалились, Эйе некоторое время сидел молча, сложив пальцы пирамидкой и уперев в них подбородок, и Нефертити, глядя на его задумчиво полуприкрытые глаза, внезапно напряглась. Потом он расслабил руки.

– Я заберу Тутанхатона из северного дворца, – проговорил он. – Как единственный мужчина, оставшийся в семье по линии Аменхотепа, он должен получать воспитание и образование, соответствующие его положению.

– Понимаю, – медленно ответила она, не отводя взгляда от его лица. – Но не слишком ли рано? Разве Сменхара и моя дочь не смогут произвести на свет сына? Они молоды. У них может быть много детей. Любой из их сыновей сможет унаследовать трон.

Эйе вздохнул.

– Я не могу ждать, чтобы посмотреть, что нас ожидает в будущем. Я должен подготовиться сейчас к любым непредвиденным обстоятельствам. Если бы Сменхара пришел к власти в другое время, когда Египет был силен и его управление надежно, его характер не имел бы такого значения. Но он испорченный, злобный и слабый. Он ничего не предпринимает для того, чтобы навести порядок в том управленческом хаосе, который оставил твой супруг. К нему подлизывается молодежь, которая ищет власти, но не ответственности. – Он помолчал, и Нефертити заметила, что сумерки уже наполнили комнату и черты отца становится трудно различить. – Надежда на спасение Египта, которая вспыхнула, когда умер твой муж, будет жива ровно до того момента, когда страна увидит, что Сменхара не способен править и больше не осталось людей, которые могли бы осуществить действенное правление. В такие времена, как теперь, собираются шакалы: убийцы, люди, жадные до власти, корыстолюбцы без чести и совести. Если Сменхара умрет или его убьют, должен остаться явный, не вызывающий сомнений наследник.

Нефертити принялась перебирать кольца, россыпью лежавшие на покрывале.

– Я вижу, ты много думал над этим, – сухо сказала она. – А что заставляет тебя полагать, что Тутанхатон будет подходящим наследником для Египта? В конце концов, он – живое напоминание о проклятии, которое навлекла на нас моя тетушка, когда вышла замуж за собственного сына. – Она вглядывалась в него, стараясь определить выражение его лица, но не видела ничего, кроме бледного овала.

– Я должен быть уверен, что он взращен в старой традиции, как слуга Амона, что он любит истинных богов Египта, почитает слуг Амона в Карнаке. Если со Сменхарой что-нибудь случится, Тутанхатон станет представителем Маат – древнего справедливого порядка вещей и возвращения Египта к здоровью и процветанию.

Нефертити повернула голову и посмотрела в окно. Далеко внизу, на пристани, где стояла ее ладья, оранжевым пламенем горели факелы, их отсвет дробился на мелкие осколки, отражаясь в покрытой рябью поверхности Нила.

– А что Хоремхеб? – тихо спросила она. – Ты ведь только его боишься, разве не так? Ты боишься, что он возьмет власть над Сменхарой, а потом, возможно, и над маленьким царевичем, и однажды ты проснешься и узнаешь, что он сделался регентом – человек, которым всю жизнь двигало огромное честолюбие. Ты думаешь, что, вкусив настоящей власти, он сможет удовлетвориться местом регента позади трона?

Эйе теперь сидел в полной темноте, и единственным признаком того, что он все же слышал ее, было его участившееся дыхание. Через некоторое время он сказал:

– Хоремхеб любит Египет. Он всегда чувствовал себя в долгу перед своей страной. Однако я не знаю еще, как далеко он может зайти, отдавая свой долг. Конечно, его мальчишеская вера во всемогущество фараона пошатнулась.

– А ты не боишься быть со мной таким откровенным? – Нефертити отодвинула кольца и спустила ноги с кровати. Коленом она задела колено отца. – Я – царица. Я правила, а моя дочь Мериатон – нет. Что если я пойду к Хоремхебу и предложу ему брачный союз? Он легко расторгнет брак с Мутноджимет или сделает ее второй женой. Люди сочувствуют мне. Я – несчастная царица, изгнанная бессердечным супругом. Вместе мы сможем низложить и изгнать Сменхару.

Она не знала, откуда у нее возникла уверенность, что Эйе улыбается в темноте.

– Моя дорогая Нефертити, – отозвался он с оттенком насмешки в голосе, что подтвердило ее уверенность. – Меня восхищает твое упорство. Мне жаль тебя, потому что твоя жизнь была полна страданий, и я люблю тебя, потому что ты была когда-то моей маленькой девочкой, бегавшей в садах Ахмина, но по-настоящему я не доверяю тебе. Ты думаешь, я говорил бы с тобой так откровенно сегодня, если бы считал, что Хоремхеб согласится хотя бы выслушать тебя? – Он неожиданно отыскал в темноте ее руку и пожал ее, и Нефертити, вздрогнув, ответила на его пожатие. У него были сухие и очень горячие пальцы. – Прости меня, если можешь, царица, за то, что я скажу тебе. С тех пор как Мэй перехватил на границе твоего посланника, мы с Хоремхебом и Сменхарой знаем, что ты замыслила заполучить в Ахетатон хеттского царевича. Для Хоремхеба ты – изменница.