Книга Консервативная революция в Германии 1918-1932 - Армин Молер

Вслед за этим возникает вторая, встречная волна молодежного движения, более известного как «вольнонемецкая молодежь». Апогей этого движения приходится на октябрь 1913 года, когда состоялся его общий слет. Прошлые «паханты» относятся к «вольно-немцам» как к предателям идеалов «Перелетных птиц». Подобные обвинения последовали потому, что «вольно-немцы» якобы допустили вторжение в молодежную жизнь взрослых — прежде всего педагогов и поборников доктрины всеобщего преобразования жизни, которые планировали вылечить общество через созданный молодежью самостоятельный мир. В «вольно-немецкой молодежи» можно было увидеть попытку создания нового проекта, обладавшего заметным интеллектуальным потенциалом. На слете 1913 года была озвучена формула, которую можно было бы положить в основу идеального общества: «Вольно-немецкая молодежь хочет определять собственную жизнь внутренней правдой, исходя из собственного призвания и под свою ответственность».

Если же говорить о «Перелетных птицах», то они могли противопоставить «вольно-немецкой молодежи» всего лишь побуждение, но не организованную структуру. Однако оба течения, одно с ярко выраженным отчуждением и спонтанной романтикой, другое — с духовными рецептами возможного Возрождения — всё-таки принадлежат к периферии «немецкого движения». Однако оба эти течения оказали воздействие на реальность, так как в годы Веймарской республики почти все представители консервативнореволюционных группировок были выходцами из довоенного молодежного движения. Война наносит глубокую рану: руководители и «Перелетных птиц», и «вольно-немецкой молодежи» проливают кровь на фронтах, и те, кто всё-таки остался жив, вернулись назад уже преображенными. Сразу же после окончания войны «вольно-немецкая молодежь» переживает очередной взлёт. Однако её второй съезд, состоявшийся в 1923 году, фактически означает конец этого движения. Новая молодежь отличается от «вольно-немцев» в той же степени, как «вольно-немцы» в своё время отличались от «Перелетных птиц».

Таково было положение, которое лагерь «Консервативной революции» занимал накануне Первой мировой войны. Партии, которые именуют себя консервативными, не были в состоянии прочувствовать, насколько глубоко они проникнуты духом презираемого ими либерального XIX столетия. Их «консерватизм» сведен к реакционной сосредоточенности на пустых формах прошлого. Движения, выступающие за «реформы справа», христианские-социалы Штёкера, пангерманисты, партии Шёнерера и Люгера отличаются друг от друга лишь в незначительных деталях. Только единичные и одинокие мыслители осознают, что консерватизм — это вовсе не бессмысленное цепляние за «статус кво». Кроме них на арене есть только два находящихся вне времени странноватых движения, требования которых не касаются внешнего обустройства. Фёлькише с их утопическим стремлением повернуть время вспять и остановить произошедшее много веков назад расовое и национальное смешение. И молодежное движение с их требованием освободиться от фальшивых установок и правом юношества развиваться по собственным законам. Эти два течения и немногие одинокие мыслители стали источниками, в которых «немецкое движение» черпало силы после 1918 года.

2.3. Война

Мы уже говорили, что всё то, что позже произошло в Германии, надо анализировать, принимая Ницше как точку отсчета. Но кроме него было ещё кое-что, что имело для идей «Консервативной революции» решающее значение: Первая мировая война. В отношении последующих десятилетий для Германии непреложной была максима: война — мать всех вещей. Мировая война 1914-1918 годов вызвала к жизни «немецкое восстание», до сих пор непрерывно потрясающее Западную Европу. Война стала мерилом всего, именно она создала установки, кардинально разведя позиции разных политических лагерей.

«Немецкого движения» это касается в особенности. Эрнст Юнгер как-то произнес слова, ставшие лозунгом целого поколения: «Война — это наш отец, она породила нас в раскаленных траншеях как новое поколение... Эта молодежь в самом страшном месте мира добилась осознания того, что более невозможно следовать по старому пути и надо искать новый». Есть рисунок, сделанный выходцем из молодежного движения, графиком Паулем Вебером. На переднем плане изображена группа марширующей бюндише молодежи, а за ней неотчетливо видны шествующие в том же самом направлении павшие фронтовики. Это было символом всего «немецкого движения» послевоенного периода. Одним из основополагающих консервативных воззрений является представление о том, что мертвые причастны к настоящему дню, равно как еще не рожденные

люди. В первую очередь это касается павших на войнах; став незримо присутствующими мучениками, они превращаются в образцы для поведения и поступков.

Сложно описать, что Первая мировая война значила для «немецкого движения». Уже с высоты нынешнего времени можно сказать, что военные переживания прошли три фазы. Опять же немаловажным является то, воспринимает ли человек войну из окопа или из тыла: от этого зависит острота восприятия с ним происходящего. В первые недели немецкое общество пребывало в состоянии опьянения от начала боевых действий, в конце войны оказалось в аналогичном состоянии от нежданного поражения. Однако самые глубокие переживания приходятся на военные будни, вполне трезвые и однообразные годы фронтовой жизни.

Начало войны летом 1914 года воспринималось как пламя газовой горелки, которое переплавляло партийные противоречия, устраняло классовые барьеры, нивелировало различия вероисповеданий и ландшафтов, делая ощутимыми ожидаемые единство и целостность народа, о которых государство эпохи правления Вильгельма II могло только мечтать. Этому пьянящему порыву поддались даже самые трезвые и скептические наблюдатели, к числу которых можно отнести Томаса Манна. В сентябре 1914 года он записал: «Если мы вспомним самое начало, едва ли можно забыть первые дни, когда более не было необходимости цепляться за старое! Мы не поверили в войну, нашего политического чутья не хватило, чтобы постигнуть неизбежность европейской катастрофы. Мы были нравственными существами и как таковые мы видели, что это испытание или что-то большее; то, что мы ожидали с таким нетерпением; в глубине души мы чувствовали, что больше мир не может продолжаться... Это было неведомым, ранее никогда не испытанным чувством, мощнейшим и восторженным единением нации, готовностью к самым серьезным испытаниям. Это была готовность и радикальная решительность, каких ещё не знала до этого момента история».

Таким образом, война должна была стать чистилищем, способным избавить от всей фальши и половинчатости вильгельмовской империи. Томас Манн писал: «Война! Это было очищение и высвобождение, как мы это чувствовали, а еще огромная надежда. Поэты говорили только об этом, только об этом. Что такое империя? Что такое торговое господство? Что такое победа, в конце концов? ... То, что воодушевляло поэтов. Война сама по себе была испытанием, нравственной необходимостью». Подобные переживания, испытываемые молодыми добровольцами, становятся частью символичного боя при Лангмарке, в котором они понесли большие потери. Об этом сражении в оперативных сводках верховного командования от 11 ноября 1914 года лаконично сообщалось: «К западу от Ланге-марка молодые полки с пением «Германия превыше всего» прорвали первую линию обороны противника и захватили его позиции».