Книга История Рязанского княжества - Дмитрий Иловайский

В Чистый понедельник победители с торжеством вступили во Владимир.[58] Велика была радость граждан при виде пленных князей, в соборном храме Богородицы принесена благодарность Богу; потом несколько дней продолжалось в городе шумное веселье. Всеволод обошелся с побежденными довольно милостиво: Глеб с сыном и шурином отданы были под стражу, но не посажены в темницу; им определено содержание из княжеского дома, даже суздальцы и ростовцы не лишены были полной свободы. Владимирским гражданам сильно не нравилось то, что их князь держит своих пленных как гостей. На третий день они подняли мятеж и с оружием пришли на княжий двор, требуя большей строгости в обращении с врагами. Всеволод, не желая подвергнуть пленников оскорблению со стороны народа, велел посадить их в поруб.[59] В то же время он послал своих людей в Рязань с требованием, чтобы рязанцы выдали ему Ярополка Ростиславича, в противном случае грозил явиться с войском в их землю. Ярополк вместе с Игорем Глебовичем успел спастись бегством во время роковой битвы. Он удалился в пограничные степи, куда-то на реку Воронеж, и там, гонимый страхом, переходил из одного места в другое.[60] Рязанцы, подумав между собой, сказали: «Князь наш и братиа наша погибли за чюжого князя»; пошли на Воронеж, взяли Ярополка и выдали владимирцам, которые посадили его также в поруб.

Между тем нашлись князья, которые приняли участие в бедственном положении Глеба. Мы уже говорили о союзе Ростислава Смоленского с рязанскими Ярославичами в 1155 г. Этот союз был скреплен, кроме того, и родственными отношениями: знаменитый Ростиславич Мстислав Храбрый женился на дочери Глеба. Мстислав не замедлил обратиться к Святославу Всеволодовичу Черниговскому, прося его заступиться у своего союзника Всеволода за пленных князей и склонить его к их освобождению. С той же просьбой прислала в Чернигов рязанская княгиня, жена Глебова. Святослав исполнил их просьбу и отправил во Владимир черниговского епископа Порфирия с игуменом Ефремом. Известно, что духовенство преимущественно брало на себя священную обязанность миротворцев во времена княжеских усобиц. Всеволод не остался глух к ходатайству черниговского князя, которому он многим был обязан, но исполнил его желание только вполовину. Ростиславичи после вторичного мятежа владимирских граждан были отпущены в Смоленск. Очевидно, Всеволод не считал для себя опасными своих племянников и легко согласился дать им свободу, но иначе он думал о рязанском князе. Он знал, как ненадежно спокойствие его княжества, если Глеб опять явится во главе рязанских дружин и предложил ему самые тягостные условия мира. Трудно определить, в чем именно состояли эти условия. Святослав Черниговский просил отпустить Глеба в Южную Россию. «Лучше умру здесь, а не пойду в Русь», — отвечал упрямый Глеб. Следовательно, ему предлагали свободу без княжества. По другому известию, Всеволод требовал от него уступки Коломны и ближних волостей, Глеб не хотел согласиться и на это условие.[61] Рязанский князь, как видно, с твердостью переносил свое несчастье и вполне обнаружил при этом свой гордый, непреклонный характер.

30 июня того же 1177 г. Глеб умер в темнице.[62] Послы Святослава Всеволодовича по смерти Глеба продолжали хлопотать за его сына Романа, который в свою очередь приходился зятем черниговскому князю. Целые два года тянулись переговоры, и не ранее 1179 г. согласился Всеволод отпустить Романа на рязанское княжение. Об условиях, на которых последний должен был целовать крест, летописцы не говорят прямо, но для нас многозначительны их короткие выражения в роде следующих: «… а Романа сына его едва выстояша, целовавше крест», или «… князя Романа, укрепивше крестным целованием, и смиривше зело, отпустиша в Рязань».[63] Очевидно, здесь дело идет о совершенной покорности Всеволоду Юрьевичу.

Таким образом окончился второй акт борьбы рязанских князей с владимиро-суздальскими и на этот раз еще более решительным торжеством последних. Мы видели, что Глеб с успехом мог вмешаться в дела соседнего княжества и даже быть для него грозным, но только до тех пор, пока оно страдало от внутренних беспорядков и усобиц. Лишь только Михаилу и потом Всеволоду удавалось соединить владимирцев, суздальцев, ростовцев и переяславцев, борьба с ними опять становилась не под силу рязанскому князю. Притом же, не отказывая Глебу в деятельном, мужественном характере, мы имеем полное право обвинить его в недостатке благоразумия и проницательности. Он не сумел оценить ни Ростиславичей, ни Юрьевичей, и, не рассчитав средства, довел борьбу до крайности. Поколение рязанских Ярославичей по характеру своему, конечно, стояло ближе к князьям Южной России, нежели к своим северным соседям, подобно первым они предпочитали решать споры судом Божьим и не придерживались осторожной, расчетливой политики последних.

Поражение на Колакше и плен князей, кроме унижения и подчинения Рязанской земли владимирскому князю, влекли за собой другое обычное явление того времени. Степные варвары, узнав о несчастии соседей, не замедлили воспользоваться удобным случаем, чтобы пограбить рязанские волости. Поэтому первым делом Романа Глебовича по возвращении в свою отчину был поход на хищников, которым он нанес поражение на реке Большой Вороне.

С 1180 г. уже начинаются усобицы между братьями. Глеб оставил после себя довольно многочисленную семью, нам известны имена шестерых его сыновей: Роман, Игорь, Святослав, Всеволод, Владимир и Ярослав. Повод к неудовольствиям подал старший Глебович Роман. Зависимость от Всеволода III, конечно, была тягостна для рязанского князя. При одних собственных силах он не мог начать новую борьбу с могущественным соседом; отсюда понятен тесный союз Романа с его тестем черниговским князем Святославом Всеволодовичем. В то время еще не совсем ослабла связь Рязани с Черниговом, как с метрополией, в отношении церковной иерархии оба княжества составляли еще одну епископию. Очень может быть при этом, что Святослав, принимавший деятельное участие в освобождении зятя, и, будучи доселе в дружеских отношениях со Всеволодом, без особенных препятствий надеялся утвердить свое влияние на дела Рязанского княжества и быть тамошним князем в место отца.