Книга Всё сложно - Юлия Краковская

– Жаба, не квакай, – отвечал ей подвыпивший Браверман.

Меня это поразило. Мои родители никогда не ссорились, максимум мама могла накричать на папу за то, что он купил недостаточно спелые помидоры. Но представить, что папа может назвать маму жабой, было невозможно. К тому же меня удивило, что Браверман не сильно отличался воображением от моих одноклассников. У Сони и правда были глаза навыкат, и я тогда, в детстве, подумала, что она должна жутко обидеться. Тогда я не могла себе представить, как на самом деле взрослые мужчины могут обижать женщин, и «жаба» меня очень впечатлила. В общем, бесконечные скандалы Браверманов были всем известны, над этим подшучивали, никто особенно не впечатлялся, и они шли своеобразным фоном к застольям, походам и вечеринкам. Но, видимо, впечатляли их дочь, которая с шестнадцати лет жила в Риге одна, а потом в 1989-м сразу же уехала в Лос-Анджелес, и любые ее контакты с родителями заканчивались дикой ссорой. Не думаю, что этому стоит удивляться.

У Сони и моей мамы есть любимая смешная история, которую я слышала тысячу раз. Когда-то в шестидесятые годы в Киеве случилось довольно сильное и аномальное для Украины землетрясение. Соня была дома с младенцем. Когда землетрясение началось, она вспомнила, что становиться нужно под дверной косяк. И вот Соня стоит под косяком и дрожит. Наконец землетрясение закончилось, и она обнаруживает, что мертвой хваткой обнимает новые рыжие кожаные сапоги, за которыми накануне отстояла в очереди. А в совершенно другом конце комнаты спит в кроватке младенец, о котором она и не вспомнила. Что именно смешит маму и Соню в этой истории, я не знаю. То, что Соня всегда гораздо больше интересовалась своими сапогами, чем дочерью, или то, как тяжело было купить в Советском Союзе сапоги. Но, видимо, ее дочке всю жизнь было не очень смешно.

С нами всегда за столом Элла и Боря. Элла – младшая сестра моей матери, которая, как и положено младшей сестре, является полной противоположностью старшей. Если моя мама сильная, доминантная, независимая в своих суждениях и не прочь навязать свои независимые суждения другим, то Элла считается слабой, ранимой, заботливой матерью, женщиной, для которой всегда на первом месте семья и дети.

Такой же тихий и закрытый человек ее муж. Как и мой отец, Боря преданно любит свою семью. Несколько лет назад, в начале зимы, когда сильные осенние ветра гуляли по горному городку Ариель, где проживали Элла и Боря, Боре понадобилось отпилить ветку с лимонного дерева в своем саду. Он залез на стремянку, подул сильный ветер, стремянка пошатнулась, и он упал на выложенную булыжником землю. Боря довольно сильно ушибся, однако не придал этому большого значения. Но вечером он вдруг стал путать слова, потерял сознание и его срочно увезли в больницу. Оказалось, что у него в мозгу образовалась гематома, которая убила часть клеток мозга, – в одночасье он превратился в парализованного человека, который не может ни двигаться, ни говорить, ни самостоятельно есть. Врачи сказали, что он может восстановиться, если с ним разговаривать и не бросать его одного.

Долгие месяцы вся семья по очереди дежурила у него в больнице. В результате он поразительно быстро для своего возраста восстановился и даже обнаружил в себе новые таланты. В семьдесят семь лет он начал посещать хор и с тех пор не перестает петь и писать песни. Сначала это было, конечно, умилительно, но в какой-то момент сильно надоело. Теперь каждое застолье проходит так: все едят, пьют, общаются, но где-то в середине вечера Элла и Боря деловито раздают листки с заботливо распечатанными стихами, которые Боря написал и положил на музыку старых советских песен. А за этим следует обязательное совместное караоке, солистом которого выступает, конечно, Боря. В песнях этих обычно поется о том, как здорово, что мы приехали в Израиль. В какой-то момент мама установила для Бори квоту не более двух песен за вечер. Так и живем. Я всю жизнь мечтала уметь петь, но недавно поняла, что люди, которые поют, просто не могут не петь, а это очень достает и смущает окружающих.

Следует вспомнить и о тех, кто за нашим столом не присутствует, а, по идее, должен бы. Это «закаббаленные» члены семьи: Шломо и Ханна. В эти дни года оба занимаются такими важными делами, как предотвращение атомной войны, перерабатывание квантовой энергии в свет и другими увлекательными и приятными вещами. Шломо и Ханна – не муж и жена. Шломо – это муж моей сестры Саша, а Ханна – дочь Эллы и Бори, моя двоюродная сестра Алена.

Шломо ударился в каббалу сразу после нашего приезда в Израиль. Когда он приехал, то чувствовал себя очень потерянным и больным – в советской армии он серьезно повредил ногу и с тех пор время от времени испытывал ужасные боли. Уж не знаю как, но он нашел центр по изучению каббалы. Мгновенно втянулся и сразу же принялся поучать всех вокруг. Впрочем кроме нас больше никого вокруг не было. Он рассказывал нам, как мы неправильно живем, как они в своем «махоне» собирают энергию и что-то там с ней делают, вот лично он, Саша, а нынче Шломо, непосредственно участвует в спасении планеты на энергетическом уровне. Конечно, здорово: был ты себе простым рабочим без среднего образования, а тут раз – и планету спасаешь. Кто ж откажется?

Мы все подшучивали над Сашей-Шломо, но как-то раз от скуки Аленка тоже решила пойти с ним на занятия. Потом сходила в центр по изучению каббалы еще пару раз, и все – мы ее потеряли. Вот это уже было совсем не так смешно. Дело в том, что Аленка была моим самым близким человеком в семье. У нас небольшая разница в возрасте, и, хотя мы не были похожи, все равно отлично понимали друг друга, дружили всю жизнь и все на свете поверяли друг дружке. Во всяком случае, я. Мы вместе выросли, вместе проводили лето с бабушкой на даче, вместе знакомились с мальчиками… Став подростками, вдвоем слонялись заброшенные и никому, кроме друг друга, не нужные, по жутковатому городку Петах-Тикве и покупали себе один шоколадный йогурт на двоих. И тут – раз! – и человек смотрит на тебя вроде бы теми же небесно-голубыми глазами, но в них нет ничего, только отсвет священных книг Зоар. Он тебя не видит. Проходит сквозь тебя, как привидение через стену.

К тому времени мы уже год жили в Израиле, Аленку, как малолетнюю, записали в старшие классы школы и напрочь забыли про нее. Она, в отличие от меня, была скрытной и тихой девочкой, и не замечать ее проблемы родителям, да и всем вокруг, было очень легко. Из старших классов школы она быстро вылетела и стала обтачивать алмазы на алмазной бирже. Занятие это, наверное, не очень увлекательное и душу ничем не наполняет. Вот так моя родная и своя Аленка превратилась в Ханну и очень быстро порвала все связи с семьей.

Но вернемся к нашему пасхальному столу. Моя сестра Женя сидела рядом со мной. У нас странные отношения, мы противоположны во всем. Я помешана на визуальной эстетике, моя сестра просто не видит и не интересуется этой стороной жизни, я люблю секс, флирт, все, что вокруг, моей сестре на это наплевать. Я, видимо, легкомысленная по сравнению с ней – она очень серьезная: работает, всегда учится на очередных университетских курсах, ведет какие-то некоммерческие организации. Я же еле успеваю просто работать на работе. Мы никогда не умели дружить, но я знаю, что мы любим друг друга. Да, я гораздо более близка со своими подругами, но знаю, что всегда могу рассчитывать на сестру. Ну если правда нужна будет помощь.