Книга Закон стаи - Сергей Романов

— Так куда же из банка деваются деньги рабочих? Чем Бурмистров мотивирует задержки с выплатами бюджетникам?

— Как правило, латанием внеплановых дыр.

Агейко задумался.

— А мне кажется, что он умышленно задерживает выплаты. Может быть, ему выгодны все эти забастовки и пикеты перед думой!

— Зачем? — удивленно вскинул седые брови Хоттабыч.

— Ясно зачем. Чтобы создать общественное мнение: мол, администрация области не может рачительно управлять государственными объектами, а значит, требуется эти объекты приватизировать и отдать в частные руки.

— Кому? Кто в нашей области способен выложить несколько сотен миллионов долларов?

— Вот этого я и не знаю. Но чувствую, что уже дожидается своего времени какой-нибудь иностранный партнер. Помните, как было с приватизацией металлургического завода? Откуда ни возьмись объявился предприимчивый немец с тугим кошельком, и российский завод стал наполовину германским. По такому же сценарию может пройти и приватизация водообъектов. Только если с продажей акций металлургического область потеряла половину литейного производства, то, скинув водообъекты, потеряет половину всей промышленности нашего региона. Водичка, Александр Серафимович, она, знаете, всем нужна. Как топливо. Даже больше. Солярку и бензинчик можно и у соседей позаимствовать, а воды не навозишься.

Он поднял стопку и опрокинул ее содержимое в рот.

— Вы вдобавок ко всему и неплохой фантазер! — засмеялся Пантов, до этого времени о чем-то вполголоса любезно беседовавший с Эдитой. — Впрочем, какой журналист не страдает образным воображением! Из Юрия получился бы неплохой писатель-фантаст!

Как бы стараясь найти поддержку, он снова кинул взгляд на молодую хозяйку дома.

Эдита отрицательно замотала головой и засмеялась:

— Вы ошибаетесь, Михаил…

— Зовите просто Михаилом. Я ведь еще не совсем старик.

— Юрка — не фантаст! Он — скорее детективщик. Этакий русский провинциальный Чейз. Все люди ему кажутся подозрительными.

— Потому что есть кого подозревать. И не без основания. И даже за этим столом, — ответил Агейко и, растопырив пальцы, откинул волосы со лба.

Этот жест был знаком Эдите. Раздражаясь, Агейко всегда запускал пятерню в волосы, словно стараясь привести свои гневные мысли в порядок.

— Ты и меня в чем-то подозреваешь? — небрежно спросила она и подняла бокал с шампанским, который только что ей услужливо наполнил Пантов.

— Может быть, — сквозь зубы совсем тихо ответил Юрий, но все услышали его слова, показавшиеся им уж слишком громкими и вызывающими.

— Дети, успокойтесь, — постарался снять напряжение Хоттабыч.

— Наверное, и в самом деле верна пословица про гостя, который хуже татарина. — Пантов отодвинул стул и нехотя попытался подняться. — Мне пора.

Но Эдита, как показалось Агейко, ласково накрыла его руку своей ладонью и умоляюще взглянула на него.

— Ради бога, не уходите, Миша.

— Так в чем же ты меня, мой благоверный, подозреваешь?

Агейко с шумом отодвинул от себя тарелку и, привстав, потянулся к графину с водкой.

— В измене, — резко ответил он и, наполнив рюмку, грустно улыбнулся. — Впрочем, невеста не жена — можно разневеститься. Извини, дорогая, можно на посошок?

Не дожидаясь ответа, Агейко лихо и демонстративно опрокинул в рот очередную рюмку и посмотрел на Эдиту, которая все еще держала свою ладонь на руке Пантова.

— Гость гостю рознь — а иного хоть брось. Иной — я. Наше вам с кисточкой. Нам пора.

Агейко направился к двери, и Эдита чувствовала, что стоит ей только кинуться следом, догнать его, как он оттает и ссора будет забыта. Она видела, что он даже замедлил шаг, словно ждал этого порыва с ее стороны. Но она все-таки удержалась. И только когда он уже открыл дверь, хрипло и примирительно произнесла:

— Под носом взошло, а в голове не посеяно. Юрка, мы совершаем большую глупость.

Он не мог не слышать ее слов. Но это не остановило его.

Когда он вышел, в комнате повисла тишина.

— Как-то все не по-людски обернулось. — Первым заговорил Хоттабыч. — Наверное, я вр всем виноват! Дернули меня за язык заговорить о приватизации этих водообъектов.

— Да полноте, Александр Серафимович, человек выпил немного лишнего, — сказал Пантов и тут же взял в свои руки ладонь Эдиты. — Вот увидите, все образуется, Эдиточка. Вы будете самой счастливой женщиной на свете…

Пантов поцеловал ей руку, взял с кресла дипломат.

— Все будет хорошо, Эдита Александровна. Все образуется. Вот увидите.

… Утром ее разбудил звонок в дверь. Она открыла глаза, но все еще не решалась встать с кровати. Звонок настойчиво повторился. «Что же я лежу? — подумала она, вспоминая о вчерашнем вечере. — Это, наверное, он, Юрка. Ведь не могло же все кончиться так бездарно».

Она вскочила с кровати и, как была, в ночной рубашке, забыв надеть халат, понеслась к двери. Перед ней стоял парень, которого она уже где-то видела.

— Это вам, — оценивающим взглядом оглядел он женщину, протянул ей огромный букет красных роз и коробку с надписью «Мадам Клико».

Она его вспомнила. Это был помощник депутата Пантова.

3

На стенах многих домов, досках объявлений и городских столбах красовалась цветная фотография кандидата в депутаты нового созыва Михаила Петровича Пантова. Конечно, на тех же самых домах, досках объявлений и столбах были вывешены портреты и других кандидатов. Но уж слишком они, блеклые и невыразительные, проигрывали цветному изображению Пантова. В отличие от обремененных заботами лиц конкурентов розовощекий Пантов широко улыбался, на шее у него красовалась восхитительной красоты черная бабочка-галстук, в кармане фрака — алая роза. В то время как другие плакаты и листовки были плотно исписаны нудными программами и скучными обещаниями о том, что будет делать каждый кандидат в случае его избрания в думу, шуточная надпись на плакате Пантова гласила: «Я дам всем. — все! Пенсионерам — Сталина, пионерам — Ленина, рабочим — дешевую водку, интеллигентам — прибавку к зарплате, каждой бабе — по мужику или наоборот».

Неаронов остановил свою машину около одной из досок объявлений и вышел из кабины. Он вгляделся в праздничное лицо своего шефа и улыбнулся, подумав о том, что этот новый имиджмейкер Роман Алистратов далек от примитивности и схематизма.

— Я дам всем — все! — негромко прочитал он первую строку призыва, скрутил кукиш и поднял руку вверх. — Каждой твари — по паре. Ага, как же, ждите, он даст! Догонит и еще поддаст…

Но плакат и нестандартный призыв Вовану очень понравились. Все было сделано в его духе. И в том, что буквально на всех городских заборах сияло лицо Пантова, была и его заслуга. Сегодня утром он уже успел раздать почти полусотне десятиклассников, которых накануне нанял для расклеивания плакатов, их ночной заработок. Школяры не только остались довольны, но даже просили не забывать их, когда подвернется еще какая-нибудь халявная работка. Неаронов заверил, что через неделю-другую снова непременно обратится за их помощью. Через полчаса он переговорит с директором полиграфкомбината, а уже через неделю получит подписные листы с фамилией Пантова, раздаст их тем же школярам, которые и пойдут в народ собирать подписи в поддержку его босса. Правда, в отношении подписных листов была у него еще одна задумка, но о ней он расскажет директору полиграфкомбината.