Книга Беженец - Алан Гратц

«Но, может, это и означает стать мужчиной? Может, мужчине больше не следует полагаться на отца?» – думал Йозеф.

Он, мама и Рут остановились перед холлом первого класса. Не потребовалось искать десять человек для молитвы. Здесь собралась сотня мужчин, возможно, даже больше. Все в кипах и белых с черным талесах, молитвенных покрывалах, наброшенных на плечи, как шарфы. Карточные столы были отодвинуты к стенам, и стюарды вносили дополнительные стулья, чтобы разместить всех посетителей. Впереди, на столе, лежал свиток Торы.

Йозеф стоял и смотрел. Он уже целую вечность не посещал синагогу. Это было до Хрустальной ночи, до Нюрнбергских законов, до бойкотов и сожжения книг. До того, как евреи стали бояться собираться вместе в публичных местах.

Родители Йозефа всегда брали его в синагогу по субботам. Даже когда другие родители оставляли детей с нянями.

Воспоминания нахлынули на него: как евреи раскачивались и напевали во время молитв, вытягивая шеи, чтобы видеть Тору, которую выносили из арки. Как надеялись дотронуться и поцеловать, когда ее проносили мимо. Йозеф почувствовал, что кожу начало покалывать. Нацисты отняли это у евреев, но теперь пассажиры судна вернули себе все.

Густав Шредер, низкорослый капитан судна, приветствовал их у дверей. На галерее над холлом собрались члены команды, которые не несли вахту.

– Капитан, – обратился к нему ребе, один из тех, кто вел службу, – не могли бы мы, учитывая обстоятельства, снять портрет фюрера? Не совсем… удобно праздновать столь священный момент в присутствии Гитлера.

Йозеф видел изображения нацистского лидера по всему кораблю, зал первого класса не был исключением. Большой портрет Гитлера висел в середине комнаты и наблюдал за ними.

Кровь оледенела в жилах Йозефа. Он ненавидел этого человека. Ненавидел за все, что он сделал с евреями, но больше всего – за то, что сделал с отцом.

– Конечно, – ответил капитан Шредер и быстро позвал двух стюардов. Скоро они сняли портрет и вынесли из помещения.

Йозеф увидел, как один из членов команды, стоявший на галерее, ударил кулаком по поручню и ринулся прочь.

Мать поцеловала Йозефа в щеку и вместе с Рут направилась к местам для женщин. Йозеф сел с мужчинами. Ребе стоял перед толпой и читал из Книги пророка Осии. Потом Йозеф должен был произнести молитву, которую учил неделями. Его трясло от волнения, стоило подняться и встать перед такой большой аудиторией. Иногда Йозеф запинался, вспоминая, как произносятся те или иные слова на иврите, но он смог дочитать до конца. Потом он нашел мать в толпе. Ее глаза наполнились слезами.

– Сегодня, – прошептал Йозеф, – я стал мужчиной.

После церемонии он пожал множество рук и выслушал множество поздравлений, но в глазах все сливалось, словно это был сон. Йозеф ждал бар-мицвы, сколько помнил себя. Чтобы больше не быть ребенком. Чтобы стать взрослым.

Мать и сестра Йозефа вернулись в каюту, к отцу. Йозеф в одиночестве прогуливался по палубе. Он чувствовал себя совсем другим человеком.

Рената и Эвелин выскочили из-за спасательной шлюпки и схватили его за руки. Поскольку родителей на борту не было, они не пошли в синагогу, а вместо этого играли на палубе.

– Йозеф! Постереги нас! – воскликнула Рената.

Прежде чем он успел запротестовать, девочки потащили его к женскому туалету. Йозеф боялся, что они втолкнут его внутрь, но его поставили У двери.

– Крикни, если увидишь, что кто-то идет, – выдохнула Рената. – Мы хотим запереть все кабинки изнутри и пролезть под дверями, чтобы никто не смог воспользоваться туалетом!

– Нет, не надо… – запротестовал Йозеф, но они уже исчезли. Он неловко переминался у туалета, не зная, уйти или остаться.

Скоро сестры выбежали в коридор, повиснув друг на друге и умирая от смеха. Мимо, держась за живот, проковыляла молодая женщина с позеленевшим лицом. Все замолчали, было слышно, как женщина дергает за ручки кабинок, пытаясь войти. Наконец она выскочила наружу и, отчаявшись, пошла прочь.

Рената и Эвелин снова разразились хохотом. Йозеф негодующе выпрямился:

– Ничего смешного. Идите туда и немедленно отоприте двери.

– Если сегодня у тебя бар-мицва, это еще не значит, что ты стал взрослым! – отрезала Рената, а Эвелин высунула язык. – Пойдем, Эви, давай запрем все туалеты на палубе А!

Сестры убежали, а Йозеф фыркнул. Они правы. Бар-мицва еще ничего не значит. Взрослые люди – это те, кто берет на себя ответственность.

Йозеф продолжал гулять по палубе, выглядывая стюардов, которым мог бы сказать о туалетных кабинках. И тут же увидел двоих, они остановились поглядеть на воду.

– Должно быть, делает шестнадцать узлов, не меньше, – заметил один. – Капитан велел поставить двигатели на максимальную скорость.

– А как иначе? – сказал второй. – Те два судна меньше и быстроходнее. Они доберутся до Кубы раньше и выгрузят пассажиров. Кто знает, вдруг на Кубе решат, что у них и без того полно евреев, и, когда мы пришвартуемся в тамошней пристани, отправят нас обратно.

Йозеф тоже взглянул на море. На горизонте не было видно никакого другого судна. О чем они толкуют? Есть еще корабли с беженцами? И почему имеет значение, кто придет первым? Разве не все на борту уже заплатили за билеты и визы? На Кубе не могут отправить их обратно. Или могут?

Один из стюардов покачал головой:

– Есть то, что судовая компания от нас утаивает. То, что не говорят Шредеру. Капитан в сложном положении. Не хотел бы я быть на его месте. Даже за весь кубинский сахар.

Йозеф попятился. Он уже забыл о туалетных кабинках. Если он и родные не прибудут на Кубу вовремя, если их не пустят, куда они отправятся?

Изабель

Флоридский пролив. Где-то к северу от Кубы. 1994 год

1 день вдали от дома

Сеньор Кастильо был в лодке главным. Никто не голосовал за него, не выбирал капитаном. Но именно он построил судно и постоянно был у руля, что делало его безоговорочным вожаком. Но он вовсе не был рад этому и постоянно хмурился, оглядывая мотор и руль, словно с ними было что-то не так. Пока все шло прекрасно, если не считать пулевой пробоины в борту, которую попытались починить, заткнув носком. Огни Гаваны превратились в крошечные искорки на горизонте за спинами пассажиров, а другие лодки остались позади. Изабель сидела между Иваном и дедом, вцепившись в деревянную скамью. Лодка едва вмещала семерых, а когда к ним прибавились Луис и его девушка, пассажиры практически сидели друг у друга на головах.

– Думаю, пора познакомиться с еще одним человеком на борту, – объявил дед Изабель. Та подумала, что он говорил о подружке Луиса, но вместо этого он отодвинул мешки с едой и канистры с водой и показал на днище лодки.

На них смотрело гигантское лицо Фиделя Кастро.

Подружка Луиса ахнула и неожиданно разразилась смехом. Скоро все вторили ей. Изабель хохотала так, что заболел живот. Даже ворчливый сеньор Кастильо хмыкнул.