Книга Неспящие - Аннелиз Вербеке

— У тебя в глазах какая потеря? — спросила она.

И так как я не сразу поняла, что она имеет в виду, она пояснила:

— Ну, как их там, единиц, что ли?

— В левом глазу у меня минус четыре с четвертью, а в правом — минус пять, семьдесят пять.

Можно было выразиться и более изящно, но я решила, что и такая формулировка сойдет.

— Отлично, — сказала она и принялась энергично рыться в ящике своей тумбочки.

Она извлекла оттуда целую горсть красных наперстков и один из них сунула себе в рот. С негромким восклицанием она нашла то, что искала. Этот предмет она держала сейчас на уровне лица. Нечто среднее между пультом дистанционного управления и пеналом.

— Мои запасные очки! — торжественно объявила она. — Лежи смирно, как тебя там, я к тебе подойду.

Очень медленно она спустила ноги на пол. Затем оперлась руками на тумбочку и просидела так несколько минут. Чтобы подняться, ей пришлось собрать все свои силы. Я боялась, что она упадет, и попыталась сама вылезти из кровати.

— Лежи смирно, — строго повторила она и наконец встала.

Шаркающей походкой она приблизилась ко мне. Остановилась возле моей кровати и сунула мне в руки кожаный пенал. Ее мягкие морщинистые пальцы слегка коснулись моих. Я открыла футляр и невольно улыбнулась. Такие очки, вероятно, были очень модными в начале восьмидесятых. Как у мишки панды, с голубыми стеклами. На дужках красовалось слово «Sunny». Надев их, я посмотрела на женщину, что стояла возле моей кровати. У нее была симпатичная прическа, и она махала мне рукой.

Ее звали Ольга, ей стукнуло уже семьдесят три, всю жизнь она была хозяйкой палатки по изготовлению картошки фри, а теперь, по собственному признанию, регулярно ложилась в больницу подлечить воображаемые болезни.

— У меня нынче, как тебя там, дома никого. А раньше мы всегда были с братом, — сказала она и, возведя очи к небу, добавила: — Только что ж поделаешь?

Ее младший брат Сва долгие годы был рядом с ней, плечом к плечу, и дома, и в палатке. Оба прожили тридцать лет в браке с другими такими же неразлучными братом и сестрой, но потом мужа Ольги свел в могилу инфаркт, а жену Сва — злокачественная опухоль. Брат с сестрой снова объединились, и картошечка пошла на ура. То, как Сва, по словам Ольги, умел управляться с тремя клиентами сразу, было просто бесподобно. Они были во всем заодно, и так бы и продолжалось, если бы Сва не выиграл в ежегодном розыгрыше клуба любителей домашних голубей эту самую чертову экскурсию в Лурд. «От разных напастей держись подальше», — любил повторять он, но разок взглянуть на Францию ему все же хотелось. Когда Брюссель остался уже далеко позади, лопнула шина, автобус завалился на ограждающий парапет и рухнул на нижнюю эстакаду. Из пятидесяти пассажиров двадцать четыре скончались на месте, в том числе и Ольгин Сва.

— Вот потому я здесь и лежу. Еда тут паршивая, но есть хотя бы с кем словом перемолвиться, — словно извиняясь, завершила она свою исповедь.

Ольга молча смяла пальцами лепесток одной из желтых орхидей, что стояли у нее на тумбочке. Как выяснилось, цветы, которые я, еще без каких-либо оптических приспособлений, приняла за ворох лент и пластмассового утенка, изначально предназначались мне. Ольга уговорила мою сестру Софи поставить их ей на тумбочку, «ведь пока она спит, ей ведь все равно?» Зная овечью уступчивость моей сестры Софи, я поняла, что Ольге недолго пришлось ее уговаривать.

— Так что ж с тобой стряслось, Магда?

Ольга никак не могла запомнить мое имя. Я три раза называла его ей по буквам, и в последний раз она даже воскликнула: «Ну конечно, как ту пчелу!» Несмотря на это, она продолжала упорно звать меня Магдой. Мое новое имя подозрительно напоминало название провинциального супермаркета либо дешевую марку замороженных продуктов, и все же это было лучше, чем «как тебя там». Впрочем, я не скучала по своему настоящему имени. Мне казалось более правильным считать, что до больницы не было ничего. Я превратилась в Магду с бритой головой и в очках с голубыми стеклами, по форме как у мишки панды. Лучшего начала и быть не могло.

— Наезд грузовика. Правда, я уже не очень хорошо помню, как все это было.

— Вот как, вот как… — отреагировала Ольга как-то уж чересчур безразлично и протянула: — М-да, camions…

— Camions[18], — повторила я.

Разговор не клеился, и почему-то мне это было неприятно. Я всегда считала, что паузы в разговорах важны и даже необходимы. Нужно принимать паузы и уметь их ценить. Стремление обязательно заполнить паузу может привести лишь к нелепому разговору. Но Ольга вместе со мной чувствовала, что невозможно лежать рядом и молчать. Минута в больнице равна часу в нормальной жизни. Мы должны были говорить, не важно о чем, пусть даже о курах и кроликах. Потому я и спросила ее:

— А в кино ты иногда ходишь, Ольга?

Ненужные паузы следует заполнять как можно скорей. Чем дольше молчишь, тем более по-дурацки будет звучать следующая фраза.

— Когда Марлон Брандо перестал сниматься, я перестала ходить. От Брандо я была без ума. Однажды чуть было не собралась в Голливуд, чтобы предложить ему свои услуги в качестве домашней стряпухи. Хотела сказать ему: «French fries are from Belgium, I bake for you»[19]. Наш Сва насилу меня отговорил. Но с тех пор у меня татуировка. Смотри!

Ольга по плечо закатала рукав. Сине-зеленые буквы поблекли, но по ним было видно, что кожа на ее руке когда-то была более упругой. Впрочем, мне показалось, что надпись «Brando forever»[20] вполне успешно прошла испытание временем. Однако от ее любви к актеру с тех пор не осталось и следа. Когда я спросила ее, обожает ли она его по-прежнему, Ольга посмотрела на меня с удивлением и сказала:

— Магда, извини, но разве ты не замечаешь, как он растолстел? И похоже, у него не самый легкий характер.

На этом она сочла тему исчерпанной и снова стала рыться в ящике своей тумбочки. Достала оттуда пачку сигарет «Белга» и села в кровати.

— Ты куришь?

Я кивнула, вспомнив о том, что уже довольно давно обхожусь без сигарет. Самый подходящий момент, чтобы бросить курить. Но Ольга так не считала. Шажками робота она подошла к инвалидной коляске, стоявшей, как обычно, в углу. Я сделала попытку приподняться в кровати, не сводя глаз с круглых липких стикеров у себя на груди.

— Ольга, я не могу, я привязана.

— Да выдерни ты эти провода, Магда!

— Но…

— У тебя сердце работает или как?

Мое сердце работало. Я выдернула провода и стала смотреть на красные следы от липучек. Ольга подкатила к моей кровати инвалидное кресло. Я осторожно спустила здоровую ногу на пол. Ту, что держалась на опоре, мне пришлось доставать, словно посторонний предмет.