Книга Виктор Лягин. Подвиг разведчика - Александр Бондаренко

У нас ведь очень любят перенимать зарубежный опыт, вне зависимости от его качества. Самый яркий тому пример, конечно, — попытка известного нашего лидера засеять, по американскому примеру, всю территорию СССР кукурузой. И многие поначалу это очень даже одобряли. Но когда «царица полей» не прижилась не только за полярным кругом, но и на наших северных территориях, все поняли, что это глупость. Зато когда российскую почву пытаются засевать какой-нибудь образовательной, научной, культурной или какой иной «кукурузой» — это уже выглядит не столь заметно и не для всех понятно, а потому и глупость оказывается неочевидной, хотя от того и не менее пагубной…

Ну не готова была тогда наша «почва» к той самостоятельной работе, на которую обрекали студентов в результате очередных реформ! Вот почему благие намерения привели к фактическому разгрому Политехнического института. Кстати, о том, что вместе с институтами окажутся распределены по различным ведомствам многочисленные учебные лаборатории и мастерские, в той самой комиссии при Совнаркоме СССР никто и не задумался. Не тот, очевидно, уровень, чтобы заниматься подобной «мелочовкой»! Однако забегая вперед скажем, что через три года той же самой комиссии пришлось разбирать склоки, возникшие между кучей новоявленных институтов по поводу пресловутых мастерских и лабораторий, а весной 1934 года большинство этих вузов опять превратились в факультеты, объединившиеся в стенах вновь созданного Ленинградского индустриального института. Знать бы, понес ли кто тогда персональную ответственность за свою «реформаторскую деятельность».

Ну да ладно, возвратимся к судьбе нашего героя, по которому «реформаторы» также нанесли тогда весьма чувствительный удар. Это вообще русская традиция, идущая еще с далеких допетровских времен: проводить все реформы «через колено», «людишек» не жалея и про них не думая. Вот и Виктору Лягину пришлось тогда писать следующее заявление, хранящееся ныне в архивах Санкт-Петербургского Политехнического университета:

«В связи с переводом Авиастроительного ф-та ЛПИ в гор. Москву, я вынужден прекратить свое дальнейшее обучение на Авиастроит. ф-те. Переезжать в Москву вместе с ф-том я не могу, т. к. живу не один: со мною проживают моя мать пенсионерка, получающая пенсию 14 р., сестра, учащаяся школы II-ой ст, и моя жена. Доходом нашего существования — заработок жены (90 р.) и моя стипендия. Этих средств хватает только при совместной жизни. Поэтому прошу Вашего разрешения и содействия моему переводу в машиностроительный втуз[9]. 1/V1 30 г.».

Вот так! Произошла, можно сказать, жесткая посадка: мечту о небе и строительстве самолетов пришлось оставить. По окончании первого курса Виктор Лягин был переведен в Ленинградский машиностроительный институт, бывший механический факультет Политеха, на отделение «Моторы — двигатели». (Как-то так оно называлось, точнее даже по документам понять трудно, потому что в одних случаях эти два слова соединяются союзом «и», в других между ними стоит дефис, а где-то они вообще расположены рядом, ничем не соединенные и не разделенные.)

Что можно рассказать о том периоде жизни героя нашей книги?

Он учился, учился настойчиво и прилежно, а потому результаты сдачи очередных экзаменов всегда были достаточно высокими. На первом курсе, правда, это были зачеты — но по каким предметам! В аудиторных условиях Виктору пришлось сдавать «аналитическую геометрию», «дифференциальные исчисления», «теоретическую и прикладную механику», «физические измерения», «методы изображения и черчение», «производство металлов и сплавы», политическую экономию, а также еще и немецкий язык. Были к тому же еще и так называемые «предметы на производстве» — то есть зачеты, сдававшиеся практически: «литейное дело», «обработка давлением» и третий зачет — «станки».

Но это, как представляется, была еще учеба в щадящем режиме, потому что потом количество учебных предметов значительно увеличилось, добавились такие специфические дисциплины, как «детали машин», «техническое нормирование», «гидравлика», «шасси автомобиля» — и всё это было сдано Лягиным на «отлично». А еще — «металловедение», «экономика машинной промышленности», «конструкция и расчет двигателей», «динамика двигателей», «теория легких двигателей» и многое иное, оцененное на «четверку». Кстати, «троек» — оценок «удовлетворительно» — у Виктора почти не было.

Обучался он в группе № 147. Списки ее сохранились — все 23 человека, но о том, как сложилась их судьбы, куда эти люди подевались, абсолютно ничего не известно, хотя студенты-политехники и пытались впоследствии, в 1960— 1970-е годы, найти хоть кого-то из тех, кто учился вместе с героем. Не получилось, не удалось. Оно и неудивительно — впереди у страны и у них у всех, у этих студентов, были большая война, да еще и несколько локальных войн, и чудовищная блокада Ленинграда, а кого-то и репрессии могли коснуться…

Зато известно, что одновременно с Лягиным на том же механическом факультете, на одном с ним курсе, обучался создатель прославленного танка Т-34 Михаил Кошкин. Если Виктор по возрасту был немолодым студентом — как-никак, поступил в 20 лет, — то Михаил Ильич для своих однокурсников вообще был стариком, не только по возрасту, но и по жизненному опыту. Ему уже было за тридцать, он воевал и был ранен в мировую войну, затем прошел всю Гражданскую и в 1919-м, на Северном фронте, был принят в ряды ВКП(б). До революции Кошкин успел окончить лишь три класса церковно-приходской школы, после чего начал работать, зато после Гражданской войны он с отличием окончил военно-политические курсы в Харькове, а вскоре, после увольнения из армии, был направлен в Коммунистический университет им. Я. М. Свердлова. Во время учебы Михаил достаточно близко познакомился с такими легендарными в советской истории личностями, как Сергей Киров и Серго Орджоникидзе, и это впоследствии очень ему помогло. По окончании университета Кошкина направили в город Вятку, где он сначала руководил кондитерской фабрикой — кстати, в юности он трудился именно на кондитерской фабрике, но только в Москве, — а затем, что называется, «пошел по партийной линии», причем весьма успешно. Уже в 1928 году Кошкин возглавил отдел агитации и пропаганды Вятского губернского комитета партии большевиков.

Казалось бы, «жизнь удалась» и впереди у Михаила Ильича новые высоты в «партийной карьере»; однако не прошло и года, как он написал личное письмо Кирову, который тогда возглавлял не только ленинградскую парторганизацию, но и был первым секретарем Северо-Западного бюро ЦК ВКП(б). В письме была изложена совершенно необычная просьба: отпустите, мол, с партийной работы — хочу получить техническое образование! Мироныч, как известно, был мужиком толковым, да и сам некогда окончил Казанское механико-техническое училище, а потому просьбе этой внял. Так Кошкин из высокопоставленного партийного чиновника губернского масштаба вдруг превратился в обыкновенного студента.

По окончании теперь уже Ленинградского индустриального института (про все реформы и переименования мы уже говорили) Михаил Ильич был направлен в конструкторское бюро завода «Красный путиловец», который в конце того же 1934 года будет переименован в Кировский завод. Широко известно, что завод этот выпускал тракторы — но все-таки главной его продукцией являлись танки. Недаром же через два года Михаил Кошкин «За отличную работу в области машиностроения», как значилось в соответствующем указе, — был награжден боевым орденом Красной Звезды. Произошло это весной 1936-го, а в конце того же года приказом наркома тяжелой промышленности Орджоникидзе Михаил Ильич был назначен руководителем КБ Харьковского завода им. Коминтерна, который официально именовался «паровозостроительным», но тоже выпускал танки.