Книга Беседы с палачом. Казни, пытки и суровые наказания в Древнем Риме - Геннадий Тираспольский

Так как первые случаи римской казни на кресте были засвидетельствованы около 217 г. до н. э., во время Пунических войн, высказывалось предположение, что этот способ расправы заимствован римлянами у карфагенян.[237] Однако распятие издавна применялось и другими соседями римлян, в частности, персами. Об этом рассказывал Фукидид: «Инар же, ливийский царь, зачинщик всего восстания, вследствие измены попал в руки персов и был распят на кресте».[238]

Да и сами греки охотно прибегали к такой казни, в частности, распиная львов для отпугивания стай этих хищников, в древности осаждавших греческие города.[239]

В свете этих сообщений вопрос о том, у кого римляне заимствовали казнь распятием, нуждается в дополнительном исследовании.

4. Умерщвление на фурке. Фýрка (furcă) — орудие пытки и казни, применявшееся для бичевания, распятия, и повешения осуждённых (ср. с упомянутым выше наименованием вилообразной нашейной колодки). Представляло собой устройство в виде вертикально поставленной вилки, к которой пригвождался осуждённый.[240]

Умерщвлению на фурке подвергались, в частности, перебежчики. Другие сведения о круге правонарушений, за которые казнили на этом снаряде, в обследованной литературе не обнаружены.

5. Утопление в кожаном мешке (poenă cullei). Этой казниподвергались лица, совершившие убийство своего отца (parricidium), другого предка, ближайших родственников или того, кто пользовался неприкосновенностью. К утоплению в кожаном мешке приговаривались также и те, кто лишь замышлял такое убийство или был только соучастником этого преступления.[241]

Названная казнь назначалась, по свидетельству Светония, только в том случае, если обвиняемый признавался в совершённом преступлении.[242]

Приговорённому надевали на голову волчью шкуру, на ноги — деревянные башмаки, нещадно секли его розгами, затем вместе с обезьяной, змеёй, петухом и собакой живьём зашивали в кожаный мешок и бросали в реку или в море.

Набор сопутствующих животных был иногда сокращённым: обезьяна и змея[243] или только одна обезьяна.[244] Сокращали набор, по-видимому, не из гуманных побуждений, а из-за нехватки соответствующего зверья во время подготовки к казни.

Относительно значения, которое придавалось присутствию этих животных в мешке, суждения расходятся.[245] В частности, выдвигалась версия, что названные существа, по мнению римлян, приносили несчастье.[246] Так, в давний период римской истории змея считалась предвозвестницей смерти.[247] Однако впоследствии отношение к змеям изменилось: во времена греческой античности змей часто содержали в доме для ловли мышей; детям разрешали играть с домашними змеями; знатные женщины в жару носили змей вокруг шеи для прохлады; бог врачевания Эскулап изображался с жезлом, обвитым змеями и т. п.,[248] .[249] Неоднозначным было у римлян и отношение к собаке.[250]

Если поблизости отсутствовал водоём, приговорённого без лишних затей бросали на растерзание диким зверям.[251] Такая кара не отличалась от описанной выше второй разновидности квалифицированных казней.

Судя по эпиграмме Марциала, описывающей крестную казнь некоего приговорённого, который «то ли отцу…, / То ль господину пронзил горло преступно мечом…»,[252] за отцеубийство карали также распятием на кресте.

Помпеев закон от 55 г. до н. э. распространил понятие «parricidium» и на убийство близких родственников, а также заменил казнь в кожаном мешке на так называемый запрет воды и огня (interdictio aquae et ignis),[253] т. е. на запрещение совместно проживать со своими согражданами тому, кто добровольно удалился в изгнание (в случае его возвращения любой мог безнаказанно убить его, см. также гл. 3, пункт I, подпункт 2).

При попытке ответить на вопрос, почему казнимого посредством кожаного мешка сопровождала небольшая звериная свита, следует обратить внимание на то, что и приговорённого, и такую свиту помещали, по свидетельству Ювенала, в мешок из шкуры быка[254]). Разумеется, кожаный мешок благодаря своей водонепроницаемости обеспечивал продление лютых мук казнимого, однако назначение бычьего мешка этим, по-видимому, не исчерпывалось. Есть основание считать, что здесь проглядывает древнее поверье, согласно которому человек, помещённый в шкуру животного, сам становился таким животным или, по меньшей мере, приобретал его характерные черты. Ну а умертвить быка вместе с животными помельче в представлении древних не было столь зазорным, как казнить человека. У Лукаина один тароватый разбойничек, со своими подельниками похитивший девушку, разглагольствует: «Нужно истребить осла, так как он ленив, а теперь вдобавок ещё притворяется хромым, к тому же он оказался пособником в бегстве девушки. Итак, мы его спозаранку убьём, разрежем ему живот и выбросим вон все внутренности, а эту добрую девушку поместим внутрь осла, головой наружу, чтобы она не задохлась сразу, а всё туловище оставим засунутым внутри. Уложив её таким образом, мы хорошенько зашьём её в трупе осла и выбросим обоих на съедение коршунам…».[255]

Вероятно, не без этой подсказки Лукиана в фальсифицированной книге «Властелины Рима» появился такой леденящий кровь сюжетец: «Узнав от одного из своих тайных агентов, что какие-то воины овладели служанкой своих хозяев, которая уже давно потеряла всякий стыд, он[256] велел привести их к себе и допросил — было ли такое дело. Когда это подтвердилось, он приказал разрезать брюхо у двух живых быков удивительной величины и заключить туда по одному воину так, чтобы головы их торчали наружу и они могли переговариваться друг с другом».[257] В той же книге об императоре Гае Юлие Вере Фракийце Максимине сказано, что он помещал приговорённых «в тела только что убитых животных».[258]