Книга Полис, логос, космос: мир глазами эллина. Категории древнегреческой культуры - Игорь Суриков

Вот, например, как описывает Аристотель ранние олигархические Афины начала архаического периода:

«Надо иметь в виду, что вообще государственный строй был олигархический… Порядок древнего государственного устройства, существовавшего до Драконта (законодателя, введшего свод законов в 621 г. до н. э., – И. С.), был следующий. На высшие должности выбирали по благородству происхождения и по богатству; правили должностные лица сначала пожизненно, а впоследствии в течение десяти лет… Архонты имели право решать дела окончательно, а не так, как теперь, производить только предварительное расследование. Вот как обстояло дело с должностями архонтов. Наконец, Совет ареопагитов, хотя имел обязанность быть только блюстителем законов, распоряжался большинством важнейших дел в государстве, налагая кары и взыскания на всех нарушителей порядка. Это объясняется тем, что выбор архонтов производился по благородству происхождения и по богатству, а из них-то и избирались ареопагиты»[26].

Случалось, что олигархическое правление прерывалось «тиранической интерлюдией». В ходе борьбы между аристократическими лидерами одному из них удавалось одержать верх над всеми остальными и стать тираном, единоличным правителем. Тирания, как правило, не становилась долговечным режимом. Несколько десятилетий спустя ее свергали, и олигархия восстанавливалась.

В таком крупном и процветающем полисе, как Коринф, события развивались именно по такому сценарию. С начала архаической эпохи в городе существовала жесткая олигархия. Вся власть находилась в руках одного аристократического рода – Бакхиадов, потомков древних царей. Этот клан не допускал к участию в политической жизни никого, кроме своих членов. Затем в Коринфе установилась тирания: в 657–584 гг. до н. э. правила династия Кипселидов. А когда последний тиран из этой династии был свергнут, восстановился олигархический режим. Однако новая олигархия являлась более умеренной, более широкой по составу правящей элиты, основанной не столько на знатности происхождения, сколько на богатстве. Коринфская олигархия оказалась очень прочной: она просуществовала вплоть до конца независимости греческих полисов.

Итак, олигархическое правление могло быть долговечным и стабильным. Может быть, в чисто количественном отношении полисы именно с таким государственным устройством преобладали в Элладе. Вот еще один пример. Древнегреческий город Массалия (нынешний Марсель) был основан на южном побережье Франции около 600 г. до н. э. В полисе сразу утвердилось олигархическое правление, которое тоже оказалось на редкость жизнеспособным и продержалось на протяжении многих веков. Вот как описывает государственное устройство Массалии географ Страбон (I в. н. э.):

«Массалиоты придерживаются аристократического и строго законного образа правления. Они установили Совет из 600 человек, занимающих эту почетную должность пожизненно; они называют их “тимухами”. Во главе Совета стоят 15 человек из числа тимухов; им вручена исполнительная власть в текущих делах. И опять 3 человека, обладающие высшей властью, председательствуют над этими 15. Однако из них никто не может стать тимухом, если не имеет детей или не происходит от лиц, бывших гражданами в течение трех поколений»[27].

Народного собрания в подобном аристократически-олигархическом полисе не то чтобы совсем не существовало. По полисным нормам оно просто должно было созываться, номинально воплощая верховную власть. Но в действительности эти собрания, в которых участвовали рядовые граждане, собирались так редко, а главное – нерегулярно, представляли собой такую аморфную, послушную своим вождям массу, имели так мало реальных полномочий, что, в сущности, не представляли собой весомый элемент политической структуры.

Лидеры общины – аристократы – созывали народ на собрание, когда им заблагорассудится: каких-то норм на сей счет не существовало. И, собравшись, граждане лишь послушно утверждали решения, уже кулуарно принятые знатью в Совете, то есть выступали в роли безотказного орудия в руках аристократов. Что представляло собой народное собрание в начале эпохи архаики – очень хорошо видно из второй песни «Илиады» Гомера. В ней поэт описал картину, прекрасно знакомую его слушателям.

Агамемнон, главнокомандующий греческими силами под Троей, созывает собрание воинов. Греки, собираясь, шумят и волнуются, но вот, поднявшись со скипетром в руке, слово берет сам Агамемнон. Его предложение окончить войну и отправиться по домам встречено с энтузиазмом: народ бросается к кораблям. Но тут другой вождь, Одиссей, применяя то убеждение, то насилие, возвращает людей на место сходки. Народ и это воспринимает безропотно:

…И на площадь собранийБросился паки народ, от своих кораблей и от кущейС воплем…

Продолжает смущать воинов лишь «бунтарь» Терсит, но Одиссей быстро усмиряет его ударами скипетра. Это, кстати, тоже встречает сочувствие войска. Потом Одиссей выступает с речью, призывая довести войну до победного конца. Его речь воспринята бурными приветствиями. Говорит Нестор, поддерживая Одиссея, затем отвечает ему Агамемнон, на сей раз тоже выступая за продолжение военных действий… И все речи сопровождаются одним и тем же: народным одобрением.

Демос во всей этой ситуации выступает в довольно неприглядной роли. Говорят речи, вступают друг с другом в дискуссию только аристократы, а народ (при этом не забудем, что речь идет о войске, о народе вооруженном) покорно и даже с энтузиазмом принимает буквально всё, что ему предложат, будь то даже полярно противоположные мнения. Даже не очень понятно, зачем вообще созывать такое собрание. Скорее это делается по традиции, чем в силу какой-то реальной надобности.

Но даже такие народные собрания выполняли определенную образовательную роль. Демос, наблюдая дебаты аристократов, медленно, но верно воспринимал их политическую культуру. И со временем начинал задумываться: а почему, собственно, он сам лишен права голоса? Безусловно, приобщение народных масс к реальному политическому участию, пусть даже в минимальных масштабах, было процессом сложным и долгим.

Однако не случайны же, например, такие вот строки, написанные мегарским поэтом-аристократом Феогнидом в VI в. до н. э.:

Город наш все еще город, о Кирн, но уж люди другие. Кто ни законов досель, ни правосудья не знал,Кто одевал себе тело изношенным мехом козлиным И за стеной городской пасся, как дикий олень, —Сделался знатным отныне. А люди, что знатными были, Низкими стали. Ну, кто б всё это вытерпеть мог?..Кирн! Выбираем себе лошадей мы, ослов и баранов Доброй породы, следим, чтобы давали приплодЛучшие пары. А замуж ничуть не колеблется лучший Низкую женщину брать, только б с деньгами была!Женщина также охотно выходит за низкого мужа, Был бы богат! Для нее это важнее всего.Деньги в почете всеобщем. Богатство смешало породы. Знатные, низкие – все женятся между собой.Полипаид, не дивись же тому, что порода сограждан Всё ухудшается: кровь перемешалася в ней[28].

Итак, хоть и сетовали чопорные аристократы, им приходилось считаться с реалиями новой эпохи и включать в свой «клуб» отдельных представителей более низких слоев, делиться с ними властью. От этого изменялся состав правящей элиты в олигархическом полисе: теперь это была уже не столько олигархия знатных, сколько олигархия богатых.