Книга Рука Москвы. Записки начальника внешней разведки - Леонид Шебаршин

Кстати, о подслушивании. Это важнейшее орудие каждой разведки и контрразведки. Резидентура в Карачи имела абсолютно надежные данные, что все телефоны, которыми пользуются советские граждане, круглосуточно контролируются пакистанцами и резидентурой ЦРУ, действующими в теснейшем контакте. Демократизация и гласность в ту пору еще не коснулись советских учреждений за рубежом, порядки в том, что касалось бдительности в отношении происков противника, были жесткими, и к телефону все советские граждане относились настороженно. Получить существенную информацию по этому каналу было трудно, хотя в совокупности даже крупицы сведений о контактах советских дипломатов, взаимоотношениях в посольстве представляли для американцев несомненный интерес. В дальнейшем мне пришлось убедиться, что резидентуры ЦРУ и в других странах обязательно пытаются использовать телефонные каналы. Практика очень разумная.

Внедрение техники подслушивания — задача несравнимо более сложная и рискованная, но удачно проведенная операция может дать весомые результаты, особенно если удается добраться до служебных кабинетов. У людей есть привычка диктовать конфиденциальные и секретные материалы, проводить регулярные совещания, на которых откровенно излагаются все точки зрения. Если эти люди к тому же не слишком заботятся о безопасности своих помещений, то задачи разведки и контрразведки заметно упрощаются. Однажды установленное устройство может работать очень долго.

Американская разведка искала бреши в нашей защите. Особенно заманчивые перспективы замаячили перед нашими коллегами в связи с переездом советского посольства из Карачи во временную столицу Пакистана Равалпинди в 1965 году. Не могу без улыбки вспомнить, как во время дружеской встречи молодых дипломатов в Равалпинди, устроенной англичанином Н. Баррингтоном (мне еще придется встретиться с ним в Тегеране), американский и английский коллеги с невинным видом задавали вопросы об арендованном под посольство здании: велик ли кабинет посла, выходит ли он на солнечную сторону, не мешает ли шум с Пешавар-Роуд и т. п. Со столь же невинным видом я говорил им неправду.

Надо ли поминать, что на усилия американских и английских коллег мы отвечали полной взаимностью. Здание американского посольства в Карачи, построенное знаменитым Нимейером, привлекало внимательные взоры резидентуры. Мы подходили к нему то с той, то с другой стороны, никогда не отказывались от заветной цели, а известно — вода точит и камень.

Американское посольство перебралось в Исламабад. Наша работа продолжилась и там.

Каким же представлялся нам и чем был Пакистан на самом деле в те годы?

Эта страна принадлежала к двум военно-политическим пактам — СЕНТО и СЕАТО, созданным под эгидой США в разгар холодной войны. Направленность пактов против Советского Союза не вызывала ни у кого ни малейших сомнений. Американцы чувствовали себя в Пакистане полными хозяевами — они вооружали пакистанскую армию, оказывали стране экономическую помощь, контролировали ее спецслужбы. В мае 1960 года с военной базы Бадабера под Пешаваром стартовал сбитый над Советским Союзом разведывательный самолет У-2, пилотируемый Г. Пауэрсом.

Осложняла ситуацию и постоянная конфронтация Пакистана с дружественными Советскому Союзу Афганистаном и Индией.

Однако именно в этот период президент Пакистана Айюб-хан, вдохновляемый Зульфикаром Али Бхутто, сделал ряд шагов к сближению с Советским Союзом. Было подписано соглашение о проведении советскими специалистами поисков нефти и газа в Пакистане, состоялся визит Айюб-хана в СССР, наладились регулярные обмены делегациями.

Задачи резидентуры заключались в том, чтобы следить за деятельностью американцев, англичан и их союзников в Пакистане (эта деятельность априорно и обоснованно рассматривалась как враждебная Советскому Союзу), получать информацию о СЕНТО и СЕАТО, не упускать из виду отношения Пакистана с Индией и Афганистаном и, разумеется, уделять самое серьезное внимание китайцам и пакистано-китайским отношениям. (Именно в то время в штат советских посольств во многих странах были введены должности специально для экспертов-китаистов. Естественно, то же было сделано и в резидентурах.)

Задачи, как видим, чрезвычайно ответственные, и для их решения нужны соответствующие источники. Приобретение источников — главная цель каждого оперативного работника и резидентуры в целом.

Мой новый начальник, Сергей Иванович, с которым я познакомился, лишь прибыв к месту службы, показался мне человеком необыкновенным. На его рабочем столе, например, постоянно лежала Библия, которую время от времени в подходящих случаях он цитировал. Томик Ленина в ту пору украшал многие начальственные столы, было модно «посоветоваться с Лениным», но «посоветоваться с Библией»? Это было непривычно и странно. Резидент не брал в рот спиртного. Это тоже не укладывалось в привычные рамки, даже противоречило традиции. Говорил Сергей Иванович несколько старомодным языком, очень грамотными, складными и выразительными фразами, никогда не опускался до ругани. Начальник отдела в Центре В.И. Старцев, другие коллеги не стеснялись высказывать свое отношение к жизни, начальству и особенно к подчиненным с помощью всем известных русских выражений.

Манера Сергея Ивановича казалась гораздо более привлекательной. Но главное было, конечно, не в этом. Резидент доброжелательно и с бесконечным терпением выслушивал работника, вникал во все детали, помогал разбираться в сложных ситуациях и учил не отчаиваться от неудач. «Будет день, будет пища» — одно из его любимых изречений.

Сергей Иванович редко и неохотно рассказывал о своем прошлом, избегал вообще ссылаться на свой личный опыт. Эта черта мне импонировала. Самовлюбленными и недалекими представляются люди, все меряющие на свой личный аршин, к месту и не к месту рассказывающие случаи из своей биографии, как некий эталон для оценки любой ситуации и образец для подражания. Порок, к сожалению, в нашей среде распространенный. Да и не только в нашей.

Кто-то однажды проговорился, что резидент в свое время работал в следственной области. Это могло многое объяснить. Служба Сергея Ивановича в КГБ закончилась таинственным образом. Резидентура была на хорошем счету, регулярно поступала информация по приоритетным проблемам, серьезных замечаний по общему положению дел у Центра не было. По завершении срока командировки Сергей Иванович возвратился в Москву, где был назначен на должность, не соответствующую ни его заслугам, ни положению. Рассказывают, что однажды он зашел в кабинет начальника отдела и пробыл там несколько часов, причем раскаты возбужденных голосов доносились сквозь двойные двери до приемной. В тот же день Сергей Иванович подал в отставку. Он пробыл на пенсии почти двадцать лет, изредка, по торжественным дням, приглашался в отдел, но никогда не проявлял желания вернуться на службу.

* * *

Под руководством Сергея Ивановича я практически осваивал то, чему учился в 101-й.

Прежде всего необходим широкий круг контактов среди иностранных и местных граждан. Это, естественно, привлекает внимание контрразведки, но выбор прост — или ты активно работаешь по связям, рискуя навлечь на себя неудовольствие местных властей, или ты отсиживаешься, проводишь время в кабинете, в кругу своих приятелей, рискуя навлечь гнев Центра. Мне меньше нравилось второе. Хотелось сделать что-то важное, быть не хуже других, оправдать свое здешнее существование. Мучила совесть, если день или два подряд проходили без хотя бы малого продвижения вперед.