Книга Еврейский вопрос Ленину - Йоханан Петровский-Штерн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде чем кагал решил, наконец, принять против него решительные меры, оказалось, что кроме всех прочих выходок Мошко Бланк еще и «погубил репутацию» староконстантиновских евреев. Подобные обвинения означали, что некий еврей вел себя как откровенный мошенник в деловых отношениях с неевреями, в результате чего пострадала вся еврейская община. По крайней мере, так считали катальные старшины; но Мошко был иного мнения. Он полагал, что его единоверцы люди бесчестные и отсталые. Поэтому он сам, как человек прогрессивно мыслящий, имел безусловное право судить своих собратьев и даже доносить на них как в индивидуальном порядке, так и на всех скопом. Похоже, что уже в это время, в первые годы девятнадцатого века Мошко был евреем только по метрике. По-видимому, он не соблюдал никаких иудейских традиций, а много позже утвердился в своей приверженности православным обычаям, при этом он похвалялся, что ему нравилось есть и пить трефное даже в бытность его в Староконстантинове.
Мошко сознательно и намеренно отделял себя от своих собратьев. Он ненавидел иудейское благочестие, презирал еврейских духовных наставников-раввинов, держал своих собратьев за лицемеров и утверждал, что евреи нещадно эксплуатируют местное христианское население. В то же время Мошко боготворил имперскую власть, преклонялся перед российской государственностью и считал русификацию единственным средством против фанатичности и обскурантизма «еврейского племени». Как мы увидим, Мошко взирал на своих собратьев-евреев сверху вниз — с высоты своих имперских иллюзий и православных идеалов. Он искренне верил, что евреи вполне заслуживают его презрения. Жители местечка, в свою очередь, обвинили его в прелюбодеянии, надувательстве и воровстве.
29 сентября 1808 г. Мошко Бланк впервые ощутил на себе, что значит утратить общинное доверие. В этот день, как уже упоминалось, город охватил пожар. Скорее всего, причиной возгорания послужила недостроенная печная труба в доме Якова Тиманицкого: труба доходила до чердака, но не была выведена на крышу. А под крышей Тиманицкий хранил солому. Искры из печной трубы попали на солому, чердак в считанные минуты воспламенился. Затем пламя перекинулось на кровельную дранку, на крыши соседних домов и за пару часов уничтожило 23 дома, включая дом Бланков. Местное начальство произвело обычное в таких случаях дознание. В других подобных случаях жители местечка обвиняли в поджоге бродяг, незарегистрированных жителей или пришлую рабочую силу. И почти всегда вина оставалась недоказанной, так что обвиняемый оставался под сильным подозрением, но осужден не был. Дознание, как правило, приносило результат, если под подозрение подпадал местечковый осведомитель. Скажем, Сатановский кагал арестовал некоего Шаю Рабоновича — доносчика, чьи бездоказательные жалобы погубили несколько еврейских семей. Кагал счел Шаю виновным в поджоге, Шаю приговорили и сослали в Сибирь.[35]
Подобный оборот приняло и дело Мошко Бланка. И хотя в этом случае — в отличие от многих других, с ним связанных, — Бланк, скорее всего, был невиновен, однако собратья-евреи решили с ним посчитаться. После пожара 22 обывателя из Бердичева, Кременца и Староконстантинова, приписанные к староконстантиновскому кагалу, но проживающие за пределами местечка, предъявили Бланку обвинение в поджоге. В подкрепление своих подозрений истцы сослались на всем известную подрывную деятельность Мошко, на его мстительный характер и гнусное поведение. Мошко привлекли к суду. Катальные старшины решительно поддержали обвинение: Мошко, по их мнению, в любом случае заслуживал сурового наказания. Староконстантиновская администрация сочла обвинение основательным.
Покуда местный суд рассматривал дело, униженный и оскорбленный Бланк провел за решеткой целый год, упражняясь в новом для него жанре «записок из подполья». Тем временем его цикориевые поля пришли в запустение, пасущиеся поблизости стада вытоптали то, что осталось. Мошкина жена Мирьям потратила около 100 рублей на поездки в Новоград-Волынский, где Мошко содержался в тюрьме. По-видимому, пока он еще сидел под арестом, староконстантиновские евреи решили от него окончательно избавиться и подделали бумаги на приобретение его дома, если только в своих позднейших жалобах Мошко не врет. Но в конце концов его ходатайства задели начальство за живое, тем более что Мошко выставлял себя жертвой религиозных преследований. Дело было приказано пересмотреть. Уездный суд Новоград-Волынского отправил дело в Сенат. Сенат рассмотрел его дело и счел вину Мошко не доказанной. Разорившийся и взбешенный Мошко мог, наконец, отправиться домой. Вместо этого он решил сменить среду обитания.
В Староконстантинове ничто не удерживало Мошко. Он принял внезапное, но удачное решение переехать в Житомир и там осесть навсегда, хотя как налогоплательщик он так и остался на долгое время приписанным к староконстантиновскому кагалу. Мошко решил сделать все возможное, чтобы избежать незаслуженного, как ему казалось, преследования со стороны «религиозных фанатиков», его соседей по местечку. Попутно Мошко решил обзавестись знакомствами в среде государственных чиновников: Житомир, как мы уже знаем, был центром Волынской губернии и губернской администрации. Бланк заплатил приличную сумму, чтобы перевезти семью в Житомир, и снял там дом, хотя, разумеется, 150 руб. за переезд и 240 руб. за дом, которые он упомянул в жалобе Николаю I, как и многое другое в его письмах властям предержащим, можно списать на его неуемную склонность к вранью и преувеличениям. После 15 лет жизни в съемном доме Мошко купил собственный скромный дом, заплатив за него в 1825 г. около 125 руб.
Житомир не изменил Бланка. Здесь, в Житомире, Мошко принял решение свести счеты со староконстантиновскими жителями и отомстить им за унижение, страдания и финансовый ущерб — пока что морально, но дойдет, он верил, и до материальной стороны дела. Однако осуществить это намерение было непросто: у Мошко не было ни требующихся средств, ни заметного общественного положения, чтобы воплотить свой мстительный замысел. Кроме того, Мошко прервал давно налаженные связи с торговыми партнерами и так и не обзавелся знакомствами в среде авторитетных деятелей местной православной и еврейской общины. Единственное, что ему оставалось, это искать защиты у государства, примазываясь ко всему, что было связано с государственной властью — политическому официозу, православию, русификаторской идеологии властей.
Однако на этом пути была серьезная помеха: мадам Бланк, Мошкина жена. Мирьям не разделяла отвращения своего мужа ко всему еврейскому, как позже оправдывался сам Мошко, и всячески препятствовала его обращению к православной религии. Мошко решил, что все те надежды, которые ему не удалось осуществить в отношении самого себя, он поможет осуществить своим сыновьям. Мошко предпринял ряд смелых шагов, на которые мало кто из евреев решался в то время. У Мошко было два сына: Абель и Израиль. Он не стал подыскивать для них еврейскую школу и не нанял им частного учителя. Вместо этого он записал их во вновь открытое поветовое училище. Для евреев Староконстантинова и Житомира, знавших Бланков, это был открытый вызов. Новооснованные государственные школы были предназначены для христианского населения, в них преподавался Закон Божий, и в них записывались в подавляющем большинстве своем ученики православного исповедания. Евреи же начали записывать детей в государственные школы только 30–40 лет спустя и при совершенно других исторических обстоятельствах.
