Книга Нет места лучше дома - Мэри Хиггинс Кларк

— Это Джорджет Гроув, — сказала она Брайану Шиддсу, дежурному офицеру, которого знала еще ребенком. — Брайан, как ты наверняка знаешь, я продала дом на Олд-Милл-лейн, где был совершен акт вандализма. Я могу потерять эту сделку из-за того, что там случилось, и я хочу, чтобы Клайд Эрли понял, что полицейские должны найти того, кто это сделал, и наказать так, чтобы другим было неповадно. Майкл Бакли признался, что это он нарисовал символ Хэллоуина на газоне и принес куклу в прошлый Хэллоуин. Я хочу знать, вы уже допросили его?

— Миссис Гроув, я могу ответить на это, — поспешно сообщил Шилдс. — Сержант Эрли ходил в школу к Майклу Бакли и вызывал его из класса. У него есть алиби. Его отец подтвердил, что Майкл не выходил из дома прошлой ночью.

— Его отец был трезвым? — язвительно спросила Джорджет. — Я знаю, что Грег Бакли прикладывается к бутылке довольно регулярно.

Не дожидаясь ответа, Джорджет сказала:

— Попроси сержанта Эрли перезвонить мне в офис, как только он появится на работе.

Джорджет повесила трубку и направилась к лестнице с чашкой кофе в руке, затем внезапно остановилась, так как у нее появилась слабая надежда.

Алекс Нолан является членом клуба верховой езды, подумала Джорджет. Кроме этого, во время осмотра дома Алекс сказал ей, что его юридическая фирма попросила его возглавить их новый офис в Саммите, поэтому есть пара хороших причин, почему он захочет остаться в этом районе. Есть еще несколько других доводов, которые могли бы заинтересовать Алекса и его жену. Если я предложу Силии Нолан показать другие дома и даже откажусь от моих комиссионных, возможно, она согласится с моим предложением. В конце концов, Алекс Нолан публично признал, что я пыталась рассказать ему историю дома.

Это была зацепка, возможно, безнадежная, но все же зацепка.

Джорджет вошла в спальню и начала развязывать узел на халате.

— Или настало время закрывать агентство? — задумалась Джорджет. — Я не выдержу потери денег. Каркасный дом на Мейн-стрит, который я купила так дешево двадцать пять лет назад, будет продан за минуту. Все другие дома вокруг него сданы под офисы.

— И чем я буду заниматься? — спросила Джорджет себя. — Я не могу позволить себе закрыть мой бизнес и не хочу работать на кого-то.

Я попытаюсь заинтересовать Ноланов другим домом, — решила Джорджет.

Когда Джорджет приняла душ и оделась, ей пришла в голову еще одна мысль.

— Дом на Олд-Милл-лейн начал отсчет своей истории как очень счастливое жилище, когда Одри и Уилл Бартоны купили его, — вспоминала Джорджет. — Уилл увидел скрытые возможности в этом развалившемся особняке и превратил его в одно из самых очаровательных жилищ в городе. Помню, как, проезжая мимо, чтобы взглянуть, как идет ремонт, я увидела Уилла и Одри, сажающих вместе цветы, и Лизу, стоящую в своем манеже на газоне. Я никогда и минуты не сомневалась, что у Лизы не было никаких намерений убить мать или пытаться убить Тэда Картрайта той ночью. Она же была ребенок, черт подери. Если бы та бывшая подружка Тэда не дала свидетельских показаний, что Тэд с ней грубо обращался, когда они расстались, Лиза, вероятно, росла бы в центре содержания малолетних преступников. Интересно, где она сейчас, и что она помнит о той ночи? Я никогда не могла понять, что Одри нашла привлекательного в Тэде. Он был неподходящей заменой Уиллу Бартону. Но некоторым женщинам нужен мужчина. И Одри, по-видимому, была одной из них. Если бы только я не порекомендовала Уиллу взять уроки верховой езды…

Спустя полчаса, подкрепившись соком, тостом и последней чашкой кофе, Джорджет вышла из дома и села в машину.

Как только она отъехала на задней передаче от своего дома на Хардскрабл-роуд, она бросила быстрый признательный взгляд на бледно-желтый особняк, в котором прожила последние тридцать лет. С какими бы трудностями в своем бизнесе она ни сталкивалась, ее всегда радовал милый уют бывшего передвижного дома с его изогнутым козырьком над входной дверью, хотя и непонятно, зачем ему козырек.

Я хочу провести остаток дней здесь, — подумала Джорджет и по коже пробежали мурашки.

11

Маму и папу хоронила церковь Святого Джозефа. Она была построена на Вест-Мейн-стрит в 1860 году. Школьное крыло было пристроено к церкви в 1962 году. Позади церкви находится кладбище, где похоронены первые поселенцы Мендхема. Среди них — мои предки.

Девичья фамилия матери была Саттон. История этой фамилии берет начало в конце восемнадцатого века, когда мельницы, лесопилки и кузницы стояли здесь и там на холмистых фермерских участках. Первые наши предки когда-то жили рядом с землевладением, принадлежавшим семье Питни, что на Колд-Хилл-роуд. Семье Питни до сих пор принадлежит тот дом. В конце XVIII века первый дом Саттонов был разрушен новым владельцем.

Моя мама выросла на Маунтинсайд-роуд. Родители ее были пожилыми людьми: к своему счастью, они не дожили до смерти дочери. Когда я убила мамочку, ей было всего тридцать шесть. Их дом, как и многие другие, был расширен и приобрел элегантность после реставрации. У меня самые смутные детские воспоминания об этом доме. Единственное, что я хорошо помню, — это как бабушкины друзья прямо говорят маме, что моя бабушка никогда не одобряла Тэда Картрайта.

Когда я была зачислена в школу при церкви Святого Джозефа, там в основном продолжали преподавать монахини. Но сегодня утром, когда я вела Джека за руку по коридору в нулевой класс, я увидела, что большинство учителей были «мирскими»: так называли тех, кто не посвятил себя церкви.

Джек уже ходил в детский сад с начальным обучением для детей до пяти лет в Нью-Йорке, и ему нравится быть среди других детей. Но, несмотря на это, он вцепился в мою руку, когда подошла учительница мисс Деркин, чтобы поздороваться с ним, и с тревогой в голосе спросил:

— Ты ведь придешь за мной, мама, правда?

Отец Джека умер два года назад. И, наверное, к настоящему моменту все, что Джек помнил о Ларри, забыто и сменилось, вероятно, смутной боязнью потерять меня. Мне знакомо такое чувство: после того как к нам пришел священник церкви Святого Джозефа в сопровождении владельца конюшен Клуба Вашингтонской долины и сказал, что лошадь моего отца прыгнула с обрыва и он разбился, — я всегда боялась, что маме грозит несчастье.

И это случилось. И от моей руки.

Мама винила себя за несчастный случай, произошедший с моим папой. Прирожденная наездница, она часто говорила, что хотела бы, чтобы мой папа мог кататься верхом вместе с ней. Оглядываясь назад, я полагаю, что у него был скрытый страх перед лошадьми, и лошади, конечно, чувствовали это. Маме езда верхом была нужна как воздух. Отвезя меня в школу, она неизбежно направлялась в конюшню Клуба верховой езды Пипэка, где находила утешение.

Я почувствовала, что кто-то дергает меня за руку. Джек ждал от меня подтверждения, что я заберу его из школы.

— Во сколько заканчиваются занятия? — спросила я мисс Деркин.