Книга Не плачь, моя леди - Мэри Хиггинс Кларк

Довольная и сияющая, Эльвира выключила магнитофон. Кто там еще болтает, будто сочинять трудно? На магнитофон читать – одно удовольствие. Ой, а микрофон-то! Из внутреннего отделения сумки на молнии она вынула коробочку, а оттуда извлекла брошь в виде солнца.

Но это не какая-то там обыкновенная брошка, горделиво подумала Эльвира. В этой – тайный микрофон, редактор велел ей носить брошь всегда и записывать все разговоры. «Таким образом, – пояснил он, – потом никто не сможет подать жалобу, будто вы неправильно пересказали его слова».

7

– Прости, Тед, но мы не можем позволить себе роскошь транжирить время. – Бартлетт откинулся на стеганую обивку кресла, сидя за круглым столом.

На левом виске Теда пульсировала жилка, а затылок и над левым глазом буравила боль. Осторожно, стараясь не качнуть головой, он отодвинулся от лучей послеполуденного солнца, бьющего прямо в окно.

Они устроились в кабинете бунгало Теда, одном из самых дорогих на курорте. Крейг с сумрачным лицом сидел наискосок от Теда, в карих глазах тревога.

Совещание Генри захотел провести еще до обеда. «Время идет, и пока не решим, какую стратегию выбрать, мы не продвинемся вперед».

Двадцать лет тюрьмы. Вот приговор, который грозит Теду. Ему еще не верилось. Когда выйдет, ему будет пятьдесят четыре. Ни с того ни с сего вспомнились гангстерские фильмы, которые Тед любил смотреть поздно ночью. Стальные решетки, грубая тюремная охрана: в главной роли убийцы-маньяка – звезда Джимми Кагни. Раньше Тед упивался такими лентами.

– У нас два пути, – заявил Бартлетт. – Можно не отступать от твоей первоначальной версии…

– Это не версия! – резко перебил Тед.

– Выслушай же меня! Ты ушел из квартиры Лейлы минут в десять десятого, спустился к себе. Пытался дозвониться Крейгу. – Бартлетт повернулся к Крейгу. – Паршиво, что ты не взял трубку.

– Не хотелось от телевизора отрываться, я эту программу давно ждал. Но был включен автоответчик. Рассчитывал, что перезвоню позднее. И я ведь могу присягнуть, что телефон действительно звонил в девять двадцать, как утверждает Тед.

– Досадно, Тед, что ты ничего не записал на автоответчик! Почему!

– Терпеть не могу автоответчики, а особенно автоответчик Крейга. – Губы Теда затвердели.

На автоответчике Крейг изобразил говорок японского мальчишки-рассыльного, и это бесило Теда, хотя имитация была искусной. Изобразить Крейг мог кого угодно, мог бы выступать на сцене с пародиями.

– Зачем ты вообще звонил Крейгу?

– Не помню. Пьян был. Хотел, по-моему, сообщить, что ненадолго уезжаю.

– Н-да, маловато нам от этого толку. Может, если бы и дозвонился, не помогло бы. Разве только подтвердил бы, что говорил ты с ним ровно в девять тридцать одну.

– Тогда я так и заявлю! – саданул кулаком по столу Крейг. – Врать под присягой не очень похвально, но я не желаю, чтоб Теда упекли за то, чего он не совершал!

– Теперь уже поздно. Ты заявление уже сделал. Перемени его сейчас – и это только ухудшит ситуацию. – Бартлетт ворошил листки, вытащенные из папки.

Тед отошел к столу. Он-то планировал пойти в спортивный зал, позаниматься немного на тренажерах. Но Бартлетт настоял на встрече. Вот так, его свободу уже ограничивают.

Сколько раз он приезжал с Лейлой на Сайприс-Пойнт Спа за три года их совместной жизни? Раз восемь или десять. Лейле здесь тоже нравилось. Ее забавляла властность Мин, претенциозность барона. Она обожала долгие прогулки по скалам. «Ладно, Сокол, не желаешь идти со мной, играй в свой чертов гольф, встретимся в моей норке позднее». И она озорно подмигивала, напускала томный вид, ее длинные изящные пальцы пробегали по его плечам. «Господи, Сокол, как ты меня заводишь!» Лежать с ней на диване, держать ее в объятиях и смотреть позднюю программу по телевизору. Ее мурлыканье: «Мин соображает, что к чему. Не сует мне в спальню эти ее чертовы узкие кушетки. Знает, мне нравится обниматься с моим парнем». Здесь Тед открыл Лейлу, которую полюбил, Лейлу, какой она была.

О чем там Бартлетт?

– Попробуем начисто отрицать показания Элизабет Ланж и так называемой очевидицы преступления, а то и повернем их к своей выгоде.

– Но как, интересно? – Господи, как я ненавижу этого человека, мелькнуло у Теда. Посмотрите только, как расселся – хладнокровно, комфортно. Можно подумать, решает шахматную задачу, а не мою судьбу. Слепящая ярость душила его. Поскорее бы сбежать отсюда. Только от нежеланного соседства в комнате его уже давит клаустрофобия, как же он вынесет два десятилетия в одной камере с кем-то? Нет! Он должен спастись! Любой ценой!

– Ты помнишь, как ловил такси? Как ехал в Коннектикут?

– Я не помню ничего.

– А твое последнее четкое воспоминание о том вечере? Расскажи-ка еще раз.

– Я провел с Лейлой несколько часов. Она была в истерике. Обвиняла меня снова и снова, будто я изменяю ей.

– А ты – изменял?

– Нет.

– Тогда с чего такие обвинения?

– Лейла была… очень не уверенной в себе. Ее отношения с мужчинами всегда складывались неудачно. И она убедила себя, будто нельзя доверять ни одному. Мне казалось, я сумел излечить ее от этого комплекса. Но изредка на нее вновь нападала бешеная ревность.

Сцена у нее в квартире. Лейла налетала на него, царапала ему лицо, бросала сумасбродные обвинения. Его руки на ее запястьях, обуздывающие ее. Что он испытывал? Гнев. Ярость. И отвращение.

– Ты пытался снова отдать ее обручальное кольцо?

– Да. Но она отказывалась брать.

– Что случилось потом?

– Позвонила Элизабет. Лейла рыдала в трубку, кричала на меня, чтобы я убирался. Я велел ей положить трубку. Хотел разобраться до конца, понять, что вызвало припадок. Но увидел, что затея безнадежна, и ушел. У себя я, по-моему, сменил рубашку. Попробовал дозвониться Крейгу. Помню, как выходил из своей квартиры. А потом – все стерлось, пока на следующий день я не проснулся в Коннектикуте.

– Тедди, надеюсь, ты понимаешь, что сделает прокурор с такой историей? Тебе известно, сколько имеется прецедентов, когда в припадке ярости люди убивали, а потом у них случалась амнезия? Они вырубались? Как твой адвокат, я обязан предупредить тебя, твоя история с запашком! Не годится для защиты. Конечно, если бы не Элизабет Ланж… тогда никакой проблемы. Черт, да само обвинение просто не возникло бы. Эту так называемую очевидицу я бы в капусту порубил. Психически больная. Самая настоящая. Но если Элизабет присягает, что ты находился в квартире Лейлы, ругался с ней в девять тридцать… душевнобольной начинают верить, когда она утверждает, что собственными глазами видела, как в девять тридцать одну ты сбросил Лейлу с балкона.

– И что же нам делать? – спросил Крейг.