Книга Сарацины. От древнейших времен до падения Багдада - Артур Джилман

А ведь был он из тех, что уверовали и призывали друг

друга к терпению и милосердию к страдающим;

Это люди, справа от престола стоящие.

А те, что не веровали в Наши знамения — слева стоящие.

Над ними пламя охватывающее.

(Коран, 90: 4-20)

(Перевод Б. Шидфара)

Название месяца Рамадан, ежегодного периода поста и молитвы, означает «сильная жара». Однако арабский год был разделен на лунные месяцы, так что у нас есть основание полагать, что двенадцать из них соответствовали полному обороту солнца, и дата постепенно могла сдвигаться, а время, которое теперь считается Рамаданом, вместо периода наступления большой жары, совпадает с декабрем- январем. Когда он выпадал на долгие летние дни, голод для такого климата оказывался особо тяжким испытанием.

Мухаммед достиг зрелого возраста, ему уже почти сорок. Мы застаем декабрь 610 года н. э. Он бродил по безлюдным, но особенно прекрасным сейчас холмам, так как это священный месяц, правда, большая часть его уже миновала.[32] Напряжение после долгого воздержания от пищи почти прошло, но его последствия достигли своего наивысшего предела — Мухаммед был готов к восприятию грез. То была священная «ночь Кадара», о которой в Коране говорится:

А известно ли тебе, что есть Ночь Могущества?

Лучше тысячи месяцев Ночь Могущества.

Нисходят в ту ночь ангелы и Дух по воле Аллаха,

Исполняя каждое веление.

Она — мир, пока не взойдет заря утренняя.

(Коран, 97: 2–5)

(Перевод Б. Шидфара)

Слово «аль-Кадар» означает «могущество», «честь», «достоинство», а также — «воля Божья», ибо в эту ночь (согласно преданию) соизволения на наступающий год устанавливаются ежегодно. Они, возможно, просто снисходят от подножия трона Аллаха, и передаются ангелам для исполнения. В полночь Мухаммед проснулся, и ему показалось, что он слышит голос. Это повторилось дважды, и дважды он делал над собой усилие, чтобы не слышать его, но голос нельзя было не услышать. Почудилось, будто немыслимый гнет сдавил его, словно последний миг его жизни настал. В третий раз услышал он звук, но ушей заткнуть не мог. Теперь уже слышны были слова, звучавшие с неба и обращенные к нему ангелом в белом одеянии, представшим пред его воображением.

«О Мухаммед! Я Джабраил!»

Приведенный в ужас этим видением, ибо ничего подобного с ним еще не случалось, хотя и до этого он часто слышал голоса, Мухаммед поспешил к Кадидже, неизменной его утешительнице в печалях, и воскликнул: «Воистину, прежде я сам презирал тех, кто вступал в переговоры с джиннами, и вот теперь — подумать только! — боюсь, что и сам я сделался вещуном!» Сильнейшая дрожь начала сотрясать его, испарина покрыла все его тело.

«Никогда, о отец Касима, — ответила Кадиджа, — Аллах не позволит слуге своему пасть». И она поспешила к Бараке, дабы разобраться в том, что только что услышала.

«Хвала Аллаху! — вскричал старец. — Сын Абдаллы говорит правду. Так проявляет себя пророческий дар. На Мухаммеда снизойдет теперь великий Закон, подобный Моисееву. Убеди его сохранять в своем сердце надежду. Я буду неотступно с ним рядом!»

В первую ли встречу или следующую (это не совсем осталось ясным) Джабраил произнес, держа в руках широкий кусок шелковой ткани, покрытый письменами:

Возгласи: «Во имя Господа твоего,

Во имя Господа твоего, что сотворил, —

Сотворил человека из сгустка жил!»

«Но я ведь не умею читать! — возопил трепещущий отец Касима. — Я человек не ученый!» «Возгласи! — повторил посланец небес, —

Возгласи о Господе Щедрейшем, Всеблагом,

Который научил тростниковым пером,

Научил человека тому, чего он не знал!

Воистину, человек чинит беззаконие,

Видя, что приобрел богатство и достояние.

Поистине, к Господу твоему возвращение!

Видел ли ты того, кто отдал запрещение

Рабу Аллаха совершать моление?

Как полагаешь ты, на правой ли он стезе и верном направлении?

Призывает ли он к благочестивому поведению?

Как полагаешь ты? Если он опровергает

и отворачивается с пренебрежением,

Разве не знает он, что Аллах видит его деяния?

Да, если он не опомнится, мы повлечем его за власы

в бездну пламенную,

За власы лживые, грешные.

Пусть зовет своих родичей и соратников,

А Мы позовем адских прислужников.

Не слушай же его, и молись, домогаясь к Аллаху приближения!»

(Коран, 96)

(Перевод Б. Шидфара)

Несмотря на все заверения Бараки, Мухаммед был преисполнен замешательства и сомнений: с ним говорил Джабраил, ему казалось, будто книга написана в его сердце, но он не был уверен, что его миссия заключалась в том, чтобы проповедовать. К тому же некоторые Курайшиты его гневно осуждали. Снедаемый сомнениями, он стал искать в горах такого места, чтобы ринуться вниз и свести счеты с жизнью, но в последний момент что-то его удержало. Он сидел, завернутый в плащ или домотканое покрывало, как это принято на Востоке, и тут ему вновь явился ангел. Он изрек:

О ты, укрывающийся покрывалом!

Встань, обратись с устрашающим словом,

«Велик Аллах!» да будет твоим кличем.

Да будет твоя одежда покровом чистым. -

Не приближайся к нечисти — идолам злобным,

Не одаряй, желая заслужить большее воздаяние своим даром.

Проявляй терпение пред Господом твоим словом и делом.

И когда раздастся глас трубный,

Будет это День великий, трудный,

Для неверных страха полный!

(Коран, 74: 1-10)

(Перевод Б. Шидфара)

И тогда лишь Мухаммед понял, что он и в самом деле говорит с посланцем Аллаха. Ему явно давалось понять, что он может провозглашать величие Аллаха. Сказано было, что ему следует говорить, и его убедили в том, что он является Пророком Всевышнего. Никакой неясности и никакого трепета теперь быть не могло — «Такова воля Аллаха!» был отныне его клич. Пришло ли ему тогда в голову, что миссия его, быть может, безнадежна? Ему надлежало сообщить народу идолопоклонников, народу, чтившему сотни идолов, почитавшему изображения оных на своих алтарях, что существует один и только один Бог. Если бы он на миг задумался, он, должно быть, посчитал свою задачу отчаянно невыполнимой. Никто конечно же не станет слушать его, невзирая даже на его прозвание — «Преданный», что бы он ни говорил. Ведь, в самом деле, до него уже было четверо размышлявших на этот счет, но один из них был к тому времени убит, еще один выбрал себе совершенно иную религию. Оснований для надежды оставалось все меньше, однако подлинный преобразователь не нуждается во внешнем ободрении.