Книга Не благодари за любовь - Дженни Лукас

– Ох, Вин…

– Когда мне исполнилось десять лет, он наконец-то сумел избавиться от любви к ней. И женился на другой женщине, на Джейн.

– Она стала твоей злой мачехой? – догадалась Скарлетт.

Он фыркнул, но тут же снова помрачнел.

– Ничего подобного. Она была со мной очень доброй. Однажды – мне исполнилось тогда уже пятнадцать – я провел у них рождественские каникулы. Мать тогда уехала со своим новым бойфрендом на Ибицу. Это было лучшее Рождество в моей жизни – с ними и моей сводной сестренкой. Мария тогда была еще совсем крошкой. Когда мне пришла пора уезжать, Джузеппе и Джейн сказали, что хотели бы, чтобы я остался с ними навсегда.

– Ну, а ты?

Его взгляд, обращенный вперед на дорогу, сделался отсутствующим.

Потом он встряхнул головой:

– Мать не отпустила меня.

Сердце Скарлетт заныло при мысли о подростке, которым пренебрегала родная мать и одновременно использовала его.

– Но все это не важно. – Его голос стал другим. – Мать умерла вскоре после этого, и я уехал в Нью-Йорк, к дяде.

– Я очень тебе соболезную. – Она нахмурилась. – Но почему же ты после ее смерти не остался жить с отцом? Ведь тебе больше ничего не мешало.

– Все это было уже очень давно, – произнес он глухо.

– Но…

– Оставим это, Скарлетт!

Ей очень хотелось продолжать расспросы, но что-то в его лице заставило ее замолчать.

– Ладно. Пока оставим. – Она перевела дыхание. – Но раз мы проедем мимо его дома, можно нам ненадолго остановиться, чтобы я с ним познакомилась?

– Мы действительно спешим.

– Пожалуйста…

– Их может не быть дома.

– Обещаю: если мы остановимся и их не окажется дома, то я не буду говорить об этом до самого конца пути.

Вин со вздохом взял телефон и сказал телохранителям, ехавшим позади во внедорожнике, что нужно кое-куда заехать.

Уже начинало темнеть, когда они миновали кованые чугунные ворота в предместье Тосканы. Пока они ехали по длинной пыльной аллее, обсаженной кипарисами, Вин становился все напряженнее.

Скарлетт даже ахнула, когда в конце аллеи показалась великолепная трехэтажная желтая вилла с зелеными ставнями, сиявшая в густых сумерках теплым золотистым светом. Вокруг круглой площадки с фонтаном в центре было припарковано машин сорок.

– Похоже, у них гости, – пробормотала она смущенно.

Вин остановил машину у самой двери и выключил двигатель. Несколько мгновений он сидел неподвижно.

– Только две минуты, – сказал он, убирая руку.

– Хорошо.

Вин направился к двери с видом человека, идущего на гильотину. Телохранители, быстро оглядевшись, последовали за ним на почтительном расстоянии. Скарлетт тоже.

У самой двери Вин оглянулся, стиснул челюсти. Протянул руку к бронзовому молотку и сильно ударил им в дверь.

Потом дверь распахнулась, из нее хлынули яркий свет и звуки музыки. Скарлетт увидела в дверном проеме силуэт седого человека благородной внешности.

– Buona sera, – произнес Вин без всякого выражения. Он едва договорил фразу до конца, как человек в дверях ахнул и с радостным восклицанием, перешедшим в сдавленное рыдание, заключил его в объятия.

Вина душила злость. Он чувствовал себя загнанным в угол. Жертвой манипуляции. А когда-то он дал себе слово, что этого с ним больше никогда не случится, – сделаться чужой марионеткой, которую дергают за веревочки.

Но Скарлетт сознательно намекнула, крутя на пальце обручальное кольцо, что может и передумать насчет свадьбы, если он не выполнит ее просьбу.

Он ненавидел ее за это. До того самого момента, как постучал в дверь виллы.

Вин ожидал, что ее откроет слуга или кто-то незнакомый, поскольку в доме определенно были гости. Но человека в дверях он узнал в одно мгновение. Это был отец.

Последний раз они виделись на похоронах матери, и Вин тогда держался с ним холодно и отчужденно. Совсем не так, как перед тем, в Рождество, когда гостил на этой самой вилле, веря, что нашел место, которое может называть своим домом, и настоящую семью, в которой его любили.

Но когда он вернулся после праздников в Рим и спросил мать, нельзя ли ему жить с отцом постоянно, она расхохоталась ему в лицо.

– Ты не сын Джузеппе, – сказала Бьянка Орсини, затягиваясь сигаретой. – Пора тебе узнать. Я забеременела после ночи, проведенной с одним музыкантом, с которым познакомилась в баре в Рио. – И она улыбнулась своей фальшивой бессодержательной улыбкой. – Просто мне нужны были деньги Джузеппе, вот я и солгала.

– Надо сказать ему, – пробормотал потрясенный Вин.

– Сделай это, и в благодарность он перестанет тебя любить. – Она сжала в пальцах окурок. – Ты правда думаешь, что я позволю тебе жить с ним и этой англичанкой и откажусь от единственного источника дохода?

По иронии судьбы, Бьянке недолго пришлось пользоваться этим источником – она погибла спустя несколько дней вместе со своим любовником.

На похоронах, состоявшихся через несколько дней, Вин едва мог общаться с Джузеппе и Джейн. Они все пытались обнять его, утешить, уговаривали собрать вещи и уехать с ними. Но он знал: стоит им узнать, что он не родной сын Джузеппе, и они тут же откажутся от него. Тем более что у них уже есть собственный ребенок, обожаемая четырехлетняя малышка.

Он не мог сидеть и ждать, пока они его отвергнут. Лучше сделать это первому. И он поехал в Нью-Йорк к брату матери, юристу, который работал с утра до вечера и мало что мог предложить своему тоскующему одинокому племяннику помимо собственного примера убежденного трудоголика.

И вот теперь Вин стоял лицом к лицу с Джузеппе на крыльце виллы. Человек, которого он когда-то считал отцом, сильно поседел за эти годы.

– Добрый вечер, – сказал Вин натянуто на итальянском, и родной язык показался ему покрытым ржавчиной. – Я прощу прощения за то, что отвлекаю вас. Не уверен, что вы меня помните…

Джузеппе приоткрыл рот. В его глазах блеснули слезы.

– Винсенто! – выдохнул он. – Мальчик, родной мой мальчик! Ты наконец-то вернулся домой.

Джузеппе обнял его, и Вин почувствовал, как тот содрогается от рыданий.

Джузеппе отступил, вытер глаза и громко воскликнул на итальянском. Внезапно холл заполнился людьми – в их числе были две темноволосые женщины, одна молодая, другая старше, обе привлекательные и сияющие.

Его мачеха Джейн и… Неужели сестренка Мария, теперь молодая женщина двадцати четырех лет?

Они с радостными возгласами бросились его обнимать, а Джузеппе, теперь уже не скрывая слез, обхватил всех троих одним широким объятием.