Книга Мгновение истины. В августе четырнадцатого - Виктор Носатов

Гусар! ты весел и беспечен,Надев свой красный доломан;Но знай – покой души не вечен,И счастье на земле – обман.Крутя лениво ус задорный,Ты вспоминаешь шум пиров;Но берегися думы черной,Она черней твоих усов.

Пускай судьба тебя голубит,И страсть безумная смешит;Но и тебя никто не любит,Никто тобой не дорожит.

Когда ты, ментиком блистая,Торопишь серого коня,Не мыслит дева молодая:«Он здесь проехал для меня».

Когда ты вихрем на сраженьеЛетишь, бесчувственный герой,Ничье, ничье благословеньеНе улетает за тобой.

Гусар! ужель душа не слышитВ тебе желания любви?Скажи мне, где твой ангел дышит?Где очи милые твои?

Молчишь – и ум твой безнадежней,Когда полнее твой бокал…Увы – зачем от жизни прежнейТы разом сердце оторвал!

Ты не всегда был тем, что ныне,Ты жил, ты слишком много жил…И лишь с последнею святынейТы пламень сердца схоронил[5].

Осененный гением великого поэта, а особенно восхищенными взглядами Лизы и Лары, Аристарх самозабвенно купался в лучах славы, когда неожиданно раздался высокий резкий голос:

– Юнкер, вы почему не приветствуете господина благородного офицера?

Баташов запоздало вытянулся в струнку и лихо повернулся на голос. Перед ним стоял не кто иной, как его давний недруг по училищу корнет Шварцман.

– Извините, господин корнет, я вас не заметил.

– Чтобы впредь замечали, я вас примерно накажу! Доложите своему командиру, что я сделал вам замечание! – и, не дожидаясь реакции юнкера, неторопливо скрылся за колоннами собора.

У Аристарха, ошарашенного полученной на виду у девушек явно несправедливой выволочкой, на глазах выступили слезы обиды. Но в следующее мгновение он, быстро придя в себя и стараясь выглядеть как можно более спокойным, сказал:

– Прошу прощения, mademoiselle, мне надо отлучиться на несколько минут.

– Я никуда тебя не отпущу! – заявила Лиза, поняв по лицу брата о его намерении. Одновременно она мертвой хваткой вцепилась в рукав мундира. – Ты забыл, что рара тебе перед поступлением в училище говорил?

Эти слова остановили оскорбленного юнкера. Он отчетливо вспомнил разговор с отцом о долге и чести русского офицера, который произошел между старшим и младшим Баташовыми перед выпуском из кадетки, и усилием воли сумел сдержать свой искренний порыв.

Прекрасно поняв, куда и зачем намеревался отлучиться Аристарх, Лара благожелательно окинула его своим лучезарным взглядом и тихим голосом заметила:

– Рара частенько говорил моему старшему брату Николя, погибшему два года назад на дуэли, что в вопросах чести нельзя опускаться до мелочей и при каждом косом взгляде хвататься за оружие. Но он так и не послушался его совета… – На глазах девушки выступили слезы.

– Об этом же мне постоянно напоминал и мой рара, – признался Аристарх, старясь успокоить Лару. Но девушка была безутешна и, извинившись, поспешно направилась к себе, в Смольный.

Проводив Лару в Смольный, Аристарх кликнул извозчика и вместе с сестрой направился домой, где его с нетерпением ждала маменька.

Расцеловав в обе щеки новоявленного юнкера, она первым делом спросила о Ларе, о свидании Аристарха с которой ей уже успела сообщить дочь.

– А кто ее родители? – поинтересовалась Варвара Петровна.

– Отец Лары – действительный статский советник Владислав Герасимович Лыков, предводитель дворянства Пензенской губернии, – словоохотливо доложила Лиза, – она очень рано потеряла свою мать: та умерла вскоре после ее рождения. Первые годы жизни Лара провела в Пензенской губернии, в родительском имении. У нее был старший брат, но он погиб. Первоначальное образование Лара получила дома, а затем была отдана учиться в Петербург, в Смольный институт благородных девиц, – вот и вся ее биография.

– Хотела бы я познакомиться с твоей избранницей поближе, – сказала мадам Баташова, взглянув на явно смутившегося сына, – мне интересно было бы с ней поговорить.

– Я постараюсь пригласить ее к нам после выпускного бала, – обрадовалась Лиза.

– Хорошо! Я с нетерпением буду ждать этой встречи…

– Я тоже, – возбужденно воскликнул Аристарх.

– Но тебе не придется ждать так долго, – загадочно промолвила Лиза, многозначительно взглянув на брата, – через неделю в Смольном состоится весенний бал, на который будут приглашены кавалеры – родственники курсисток. Так что я приглашаю тебя. С собою ты можешь пригласить кого-то из своих лучших друзей.

2

Сразу же после обеда юнкера, назначенные командиром эскадрона полковником Соколовским на бал, быстро облачились в отутюженные училищными лакеями мундиры, начищенные до зеркального блеска сапоги и в ожидании команды бесцельно слонялись по спальному помещению.

– Господа юнкера, «ваньки» поданы, – громко объявил дежурный офицер. – Желаю хорошенько повеселиться!

Надевая на ходу шинели, юнкера шумной толпой устремились к проходной, где их уже ждали заблаговременно созванные услужливым швейцаром лихачи. Где по трое, а где и по четверо запрыгнув в коляски, они, пообещав извозчикам по полтиннику сверх тарифа за скорость, громко выражая свои восторженные чувства, устремились к сказочному женскому царству под названием Смольный институт.

Коляска, в которую успел вскочить Аристарх, обгоняя остальные, уже начала настигать впереди идущий довольно богатый генеральский экипаж с гербами на дверцах.

– Эй, милейший, – тронул за плечо извозчика Аристарх, – не гони так быстро!

– А что, господа юнкера, небось разбиться боитесь? – обернулся словоохотливый «ванька».

– Ничего мы не боимся! – ответил юнкер Казакевич. – Просто существует субординация, согласно которой мы не имеем права обгонять экипаж старшего по званию, – объяснил он. Возница пожал плечами и услужливо придержал свою излишне резвую кобылу.

У входа в здание Смольного института благородных девиц всех прибывающих на бал встречал седовласый швейцар в парадной белоснежной ливрее. Он проверил у юнкеров пригласительные билеты и, окинув их пристальным взглядом, строго сказал:

– Подождите в сторонке, господа юнкера. Сначала пройдут господа офицеры, и только затем я пропущу вас!

Строгий швейцар, как и обещал, пропустил николаевцев в последнюю очередь, к самому открытию бала. Аристарх с товарищами, сдав шинели в гардеробную, только-только привели себя в порядок, когда в коридоре, ведущем в зал, показалась процессия, во главе которой шла директриса. За ней шествовали почетные гости – опекуны и попечители при лентах, орденах и звездах.