Книга Святые грешники - Александр Лапин

Бывший капитан, во время войны разведчик, он мирно коротает остаток лет в этих краях. И беседы с ним для отца Анатолия важны в смысле понимания жизни и Божьей воли.

А старичок интересный. Такой, как будто откуда-то из русской народной сказки вынырнул — старичок-боровичок. По имени Лука. С очень умными и чрезвычайно глубокими глазами. И бесконечными историями и присказками, которые он неторопливо, слегка заикаясь, рассказывает отцу Анатолию или забредшим послушникам.

Всегда он всем доволен. Ни на что не ропщет. И как кажется Казакову, ведет жизнь уж слишком простую и какую-то, как определил для себя отец Анатолий, «травяную». Дадут поесть — поест. Скажет спасибо. Забудут — тоже не обидится.

И за все, за любое, даже малейшее для себя услужение все время благодарит Господа Бога. Повторяя раз за разом: «Слава Тебе, Господи!»

Отец Анатолий, примеряя на себя будущую, маячащую где-то там, далеко за горизонтом, старость, думает, что он таким вот божьим одуванчиком вряд ли будет. А будет, судя по всему, он дедом ворчливым и требовательным.

От этого старичок Лука кажется ему еще более притягательным. Хочется ему понять, таков ли он на самом деле — безропотный и смиренный. Или все-таки где-то там, в глубине души, не остыли еще желания. И, стало быть, не святой он человек. А притворяется.

Но такой «удачи» ему пока не выпадает. И сегодняшний разговор с дедушкой Лукой все о том же. О военных воспоминаниях и о жизни в церкви. Так как, судя по всему, других впечатлений у деда нет.

Анатолий вошел, присел на край кровати. Спросил:

— Как самочувствие, отец Лука?

— Да уж скорей бы Бог прибрал. Надоело коптить божий свет. Устал, — тихо так ответил тот. — Ну а у вас как дела? В монастыре что нового?

А надо сказать, что при замкнутой, практически казарменной жизни в тихой обители далеко от людей любое событие из внешнего мира подробно обсуждается и оценивается. Иногда даже пристрастно.

— Да вот позавчера умерла Ляля! — заметил монах.

— Это какая? Не цыганка?

— Ну да, она. В крещении Галина.

А разговор возник оттого, что в ближайшем от монастыря селе несколько лет назад пристроился на жительство цыганский табор. И многие цыгане оказались крещеными. Стали захаживать в храм. И конечно, стали темой для пересудов. Вот и сегодня о них вспомнили.

— Померла вот она, — говорит отец Анатолий тихо. — Сразу после службы. Была у меня на службе. Исповедалась, причастилась. Я причащал. Вышла из храма — стало плохо. Мой помощник — из мирских — посадил в машину и повез домой. У него на руках и умерла. В дороге. Почему умерла — точно не знаю. В прошлое воскресенье не приходила на службу, чувствовала себя плохо. А в это решила обязательно прийти. Кто-то говорит, что у нее астма и в баллончике кончилось лекарство. Иные говорят, что-то еще было. Как-то все по-русски — безалаберно… Но поразило меня другое. Не смерть. Когда я ее отпевал, мне показалось, что цыгане разыгрывают меня. Покойница лежала, как живая. И улыбалась. Я спросил у пономаря Саши…

— Это который семнадцать лет в тюрьме провел? — уточнил отец Лука.

— Ну да! Так я его спросил: «Смотри, она улыбается?!» «Да! — говорит он. — Она же после причастия, когда приняла в себя частичку Бога». Вот так вот. Отпел я почти сотню человек. Но улыбающуюся во гробе видел первый раз.

Старец покряхтел, подумал. Очевидно, о своем.

— Единственное, чем утешаюсь, что мы не можем прибавить себе ни одного дня жизни. Правда, и убавить не можем.

— Да!

— Хотя есть такие люди, которые могут знать, — продолжил свою мысль Лука.

— Это как? — вежливо поинтересовался отец Анатолий, понимая, что сейчас последует очередной нравоучительный рассказ о чудесном.

— Есть такие! — начал старичок. — В одном из крестьянских домов на хуторе нас троих во время войны расквартировали. На несколько дней. Хозяин жил один. Это был старик неопределенного возраста. Может, лет ему было за восемьдесят. Или около того. По вечерам он зажигал керосиновую лампу. И читал книги. Нам, бойцам молодым, было интересно, что он там все вычитывает. На наш вопрос он ответил вопросом: «Грамотные?» И дал мне книгу. Я стал читать, но не мог понять смысла. Слова по отдельности были понятны, но вместе они как-то не складывались. Я сказал деду, что ничего не понимаю. Старик ответил, что я и не пойму. А потом добавил: «Вот что, сынки, война закончится весной сорок пятого года!» Мы стали над ним смеяться. Как в сорок пятом году? Идет только сорок второй. Советская армия наступает. Великая битва под Москвой закончилась разгромом фашистов. Какой сорок пятый год?! У деда что-то не в порядке с головой! «Да нет, сынки, с головой у меня порядок. Война закончится весной сорок пятого. Один из вас троих останется в живых и про меня вспомнит». Так оно все и вышло. Война закончилась девятого мая сорок пятого. Один из троих, который остался в живых, это я. Что за книгу читал дед, я так и не узнал. Таких я больше не видел никогда. Только до сих пор интересно узнать бы, что это была за книга.

Чудеса, видения, совпадения — всего этого в монастырях много. Тут каждый день надо не зевать, а внимательно смотреть за неторопливым бегом времени. И каждое событие, каждый знак осмысливать.

Отец Анатолий вернулся к себе в келью. Присел на лежанку. Сейчас, с часу дня до четырех, у него выпало немного свободного времени. Посидел в раздумье: «Сходить, что ли, на источник искупаться? Водички святой попить. Нет, пожалуй, надо простирнуть бельишко».

Монастырь небольшой. Своей прачечной нет. Но машинка стоит импортная. Так что можно воспользоваться. А в голове все вертятся слова Луки: «В молодости я не понимал, что я молодой. А сейчас я не понимаю, что я старый!»

«Душа, она не стареет! — решает вопрос отец Анатолий. — Это тело изнашивается. Вот и не знаем мы — старые или молодые на самом деле. Это как душа себя чувствует. Вот я. Старый? Как это определить? Может, по способности любить? Где она, эта способность?»

Забрел в бытовую комнату с узелком белья. Заглянул в ванну. Мамочки мои! А там две мыши! И как они туда попали? Неизвестно. В мирской жизни он бы их пристукнул. Или выкинул. А тут событие. Стал изучать.

Мыши, видимо, просидели в холодной ванне всю ночь. Одна совсем придохла. Другая еще бегает. Она и крупнее, и подвижнее. Чтобы выжить и согреться, она придумала такой способ: становится передними лапами на более слабую и согревается ею.

Анатолий постоял, посмотрел. Чтобы не вступать самому в борьбу с мышами, пошел в столовую. Принес оттуда черную, как монашка, кошку. Она глянула через край ванны. И застыла в каком-то недоумении. Ступоре. Постояла. И ушла. Анатолий загнал обеих мышей в банку. И выпустил в огород. Та, что покрупнее, сразу бросилась бежать. А замерзшая уселась отогреваться. Он ушел. Минут через десять пришла в комнату кошка. Принесла ослабевшую мышь. Поиграла с ней. И съела.

Так и течет монастырская жизнь. С ее маленькими событиями. И большими человеческими проблемами.