Книга Все есть - Мачей Малицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Оставлю Пса и рюкзак.
[Вальдек кивнул.
Вышел из ларька. Вдруг почувствовал, что должен обязательно навестить могилу на приморском кладбище. Через двадцать минут вошел в ворота. Никого. Такая пора, такой день. За кованой калиткой стоял нищий с шапкой наготове. Пошел по центральной аллее. На плите лежали венки и цветы с последних похорон (Мария Поляк, 78 лет, † 2004), Капелька, дочь Адама, Адам был братом его отца. Достал листок (у него всегда был при себе листок) и записал на нем остальных: Антоний Малицкий † 1936 (отец отца и Адама, его он, понятно, никогда не видел), Адам Малицкий 1896–1949, Александр Орловский 1981–1996 (сын Тересы, дочки Капельки, погиб в автомобильной катастрофе), Эугениуш Поляк 1908–1999 (муж Капельки, папа Тересы, дедушка Александра). Зажег лампадку, которую купил у входа, перекрестился, пошел в сторону калитки, бросил нищему в шапку несколько грошей и двинулся в обратный путь.
Пес сидел на том же месте. Зашел в ларек за рюкзаком. Вальдек протянул ему старую накладную: Приятный свежий денек, в горах шел дождь — было написано красной авторучкой на обороте. Пошли налево. Пес выбрал другой путь. Будет ждать у калитки. На подмуровке школьной ограды не сидел Янек. Спортплощадка опустела. Перед магазином не стояли на коленях нищенки. Вошел внутрь. Витек за прилавком, перед прилавком три женщины. Поздоровался кивком, снял рюкзак и сел в белое пластиковое кресло у шкафа с напитками. Вокруг желтого стола стояли еще четыре кресла. Красное, зеленое, синее, коричневое. Достал очень холодную банку пива. Прислушался.
Первая женщина:]
— Мне колбасы.
— Сколько?
— Круг.
— Целиком?
— Это как?
— Не резать?
— Да.
[Витек ему подмигнул. Вторая женщина:]
— Мороженое.
— С собой или на месте?
— Съем и буду уебывать.
— Сколько положить?
— До хуя.
[Витек покрутил пальцем у виска. Третья женщина:]
— Посчитайте за эти две, — сказала и поставила на прилавок бутылки кока-колы. Большую и среднюю.
[Вышла.]
— Подменяю жену. Слыхал?
— Да. А дети?
— У бабушки. Приятный свежий денек, в горах шел дождь. О, Толстый идет. Садись, Толстый. Пиво?
— Сотню с собой. И тридцать минералки без газа. Быстро. Загораживаю пути.
— Счет на компанию?
— Никакого счета. Мне лично.
— По какому поводу? Свадьба?
— Отпуск. Еду на месяц в Сибирь.
— Когда?
— Сейчас. Сию минуту. Транссибирская магистраль.
— Почему туда?
— Потому что я оттуда. Дед с бабкой, родители, жена, детишки.
— Не говорил.
— Никто не спрашивал. Работы нет. Поэтому я здесь. У вас лучше. У нас лучше. Я ведь поляк. Чистокровный.
— Будешь рисовать?
— Самую малость. У меня дома триста картин.
— Железную дорогу?
— Только. Давай, Витек. Десять минут. Мачек, я видел Пса. Не боишься, что выскочит на рельсы?
— Нет. Один он никогда не выскакивает.
— Сам знаешь.
— Знаю, знаю, постоянно натыкаюсь на убитых собак. Интересно. Только сейчас пришло в голову. Пожалуй, я никого не видел убитой кошки.
— Кошка не погибнет, кошка идет по рельсу. Убитые кошки — редкость. Когда идут, чувствуют лапками дрожь от приближающегося поезда.
— И сходят?
— Вот именно. Поможете?
[Витек закрыл магазин. Нагрузившись, вышли. Поезд Толстого, вернее, только моторный вагон стоял на насыпи магистрали. Через заднюю дверь внесли бутылки в квартиру. Компьютеры, датчики и измерительные приборы исчезли, зато внутри почти все было заставлено подрамниками. «А говорил, что будет мало рисовать», — подумал. Обнялись.]
— Приятный свежий денек, в горах шел дождь, — сказал Толстый.
[Захлопнул дверь, перешел в кабину и через минуту отъехал. Вернулись в магазин. Купил картошку, пахту и грудинку. Почти постную. Выходя, обогнул молодого человека в обтягивающем комбинезоне яхтсмена. Босого. Он говорил по телефону.]
— Aš esu Lenkijoje, — кричал. — Пиво, — обратился к Витеку, заслоняя микрофон.
[Пса перед калиткой не было. Спал в кухне на кресле. Понятно — его впустил почтальон. На столе лежала посылка. Серая бумага, широкая коричневая клейколента. Книги. Снял рюкзак. Вынул покупки.
Телефон.]
— Был почтальон. Впустил Пса.
— Спасибо.
[На принтере сообщение. От Злющего.]
Покупаю. Потрясающе. То, что надо. Через неделю снимаем видеоклип. Будешь участвовать. Подробности по телефону или мейлом. Едрить твою.
[Распаковал посылку. Четыре. «Вареники с вишнями», «Корни на Тополиной улице», «Женщина с одной ямочкой», «Последний такой кебаб». Романы. Захотелось есть. Натер картошку на подходящей, мелкой терке. Добавил что нужно и сколько нужно. Достал две сковородки. На одной жарил картофельные оладьи, на другой — грудинку. Четырнадцать драников, семь ломтиков. Семь круглых (ну, почти) бутербродов: два драника и между ними ломтик скворчащего мяса. Соль. Перец. Пахта. Пес встал на задние лапы. Учуял. Что-то говорил. Топтался на месте. Подлизывался. Не зря. Через окно врывался прохладный воздух. Кофе, сигареты. До двух сидел перед монитором. Выключил телефон, принтер молчал. Прибавилось несколько страниц. Пес спал на кресле, прикрытый одеяльцем. Сытый. Уже на краю сна услышал пролетающий низко над домом вертолет.]
[Проснулся оттого, что его дернули за руку. В кухне горел свет. На краю дивана сидела Лысая. Совершенно лысая.]
— Рыба поплыл. Я звонила ночью.
— Я выключил телефон. Погаси. Который час?
— Я так и подумала. Начало пятого. Я уже была на пляже. Приехала Юстина.
— Когда поплыл? Ты постриглась.
— Перед Албанией. В полночь.
— Как ты узнала?
— Он сам сказал. Позвонил около одиннадцати. Задал один вопрос: «Лысая, как думаешь, можно сказать: нет шансов, воспользуйся этим?»
— И что ты ответила?
— Можно. Потом буркнул: «мать твою за ногу, аминь, отплываю» — и положил трубку. Вставай, пошли в бар на пляже.
— Спокойно. Зося приезжает. Я должен подождать.
— Ладно. Пойду к Янеку. Вернусь и позавтракаем. Подожду с тобой. Возьму Пса.