Книга Мятежная княжна - Барбара Картленд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я из Радослава. Миклош улыбнулся:
— Теперь мне все ясно! Вы очень хорошо владеете моим языком, но мне все время слышалось что-то странное, и я не мог понять, в чем дело. Да, радославские женщины славятся своей красотой!
Тора снова попыталась высвободиться, и Миклош отпустил ее.
— Значит, даже в Радославском княжестве, — проговорил он скорее себе самому, чем Торе, — слышали о князе Борисе. Вы были совершенно правы, стараясь избежать встречи с ним.
Тора с облегчением подумала, что Миклош не станет больше ее расспрашивать. Она посмотрела в сторону постоялого двора, пытаясь решить, можно ли ей уже вернуться туда. Но Миклош спросил:
— Если вы из Радослава, что вы делали в «Трех колоколах»?
Наступила пауза.
— Я приехала с очень знаменитым человеком, — проговорила она наконец.
— Это я сразу понял! — откликнулся Миклош, и губы его дрогнули в невеселой усмешке.
Тора высокомерно вскинула голову в ответ на подобную непочтительность и договорила:
— Я бы очень удивилась, если бы вы сказали, что не слышали о нем. Это профессор Лазарь Серджович, один из величайших музыкантов мира!
— Конечно, я слышал о профессоре! — удивленно воскликнул Миклош. А вы выступаете вместе с ним?
— Да. Завтра профессор должен выступать перед его величеством королем Солоны. Мы остановились в «Трех колоколах». Отсюда мы завтра поедем в Маглич.
— Вы будете выступать во дворце? Тора улыбнулась, подумав, что, кажется, ее слова произвели на незнакомца впечатление и спеси с него поубавится.
— Его величество попросил профессора выступить со своим квартетом перед каким-то важным гостем. Это, конечно, большая честь, и я с нетерпением жду нашего выступления.
— Так вы участница квартета профессора?
— Я играю на рояле.
— При такой красоте вы еще так талантливы? Тора тихо засмеялась:
— А теперь вы начали говорить мне комплименты!
— Вы, конечно, привыкли к ним, и это немудрено. Хорошо, что вы постарались избежать встречи с князем Борисом. Он опасен для всех женщин, но особенно для таких красавиц, как вы.
Торе хотелось сказать, что гораздо опаснее князь для короля, чем для всех женщин на свете, но она понимала, что говорить об этом не следует. Ей надо сначала уехать из Солоны. Тогда она сможет снова заговорить о князе Борисе.
У нее было чувство, что она могла бы довериться Миклошу. Она почти не сомневалась, что этот человек — важная персона. Возможно, он принадлежал к высшей аристократии Солоны. С первой, же минуты их разговора ее поразила уверенная властность этого человека.
Пока девушка размышляла, не рассказать ли ей перед отъездом из страны Миклошу о том, что в Солоне вот-вот произойдет переворот, тот спросил, будто читая ее мысли:
— Ну, вы решились довериться мне? Вы расскажете мне о том, что вас тревожит?
— Почему вы решили, что меня что-то тревожит?
— У вас необычайно выразительные глаза. Но дело не только в этом. Каким-то шестым чувством, я знаю, что вы глубоко озабочены. Признайтесь, вам очень хочется разделить с кем-нибудь свою тревогу. Возможно, со мной.
— Откуда вы знаете?
В ответ Миклош просто сказал:
— Дайте мне вашу руку!
Тора была так потрясена, что повиновалась почти машинально. Он взял ее руку обеими руками, и эта маленькая хрупкая ручка, утонула в его ладонях. Тора ощутила словно легкий удар электрического тока. Как будто жизненная сила перетекала от него к ней.
Кожу слегка покалывало. Княжне вдруг представилось, что они с Миклошем связаны какими-то необычайно тесными узами. Такого ощущения она не испытывала еще никогда в жизни.
Словно испугавшись того, что с ней происходит. Тора поспешно проговорила:
— Мне надо возвращаться… Профессор, должно быть, уже приехал.
— Куда, бы вы ни пошли, — сказал. Миклош, — мы обязательно увидимся снова.
Она подняла голову, посмотрела ему в глаза — и внезапно почувствовала, что не может Сдвинуться с места, не способна даже думать!
— Мы должны были встретиться, — очень тихо сказал Миклош. — Я всегда надеялся на это, но не думал, что все будет именно так!
Не спрашивая, что он имеет в виду, Тора, как это ни странно, поняла его! Когда он держал ее за руку и заглядывал ей в глаза, ей вдруг показалось, что она навеки принадлежит ему. Она испугалась, но это был совсем не тот страх, какой внушил ей князь Борис. Поспешно отдернув руку, Тора быстро стала пробираться сквозь заросли.
Она так спешила, что оказалась на тропинке прежде, чем Миклош успел взять поводья. Словно убегая не только от него, но и от себя, Тора устремилась по тропинке к постоялому двору.
Она вбежала через деревянную калитку в сад и, обогнув здание, вернулась к той скамье, на которой сидела, когда услышала голос князя Бориса.
Совсем запыхавшись, она вернулась к главному входу постоялого двора и увидела, как по дороге приближается открытая коляска. Тора узнала экипаж профессора: в нем он всегда приезжал во дворец.
Это был хороший экипаж, хотя и немного старомодный. Его влекла молодая крепкая лошадка. Кучер, который правил коляской, выполнял и обязанности камердинера профессора. Вместе со своей женой он вел все хозяйство небольшого профессорского дома, расположенного на тихой улице столицы Радославского княжества.
Тора так обрадовалась, что бросилась навстречу коляске, порывисто протягивая обе руки своему старому учителю.
— Я очень рад вас видеть, дорогая моя, — сказал растроганный старик. — И глубоко извиняюсь за то, что заставил вас ждать.
— Я жду совсем недолго, — поспешила успокоить его Тора, слегка покривив душой.
Взяв ее за руку, профессор отвел девушку немного в сторону.
— Для всех остальных, — тихо сказал он ей, — вы Жасмин Ссрджович.
Тора улыбнулась. Квартет несколько раз выступал во дворце. Музыканты могли слышать, что родители называют ее Торой. Зато имя Жасмин было так распространено в Радославе, что не могло вызвать любопытства.
— Я могу познакомить вас с вашими коллегами? — спросил профессор, переходя на обычный тон. Теперь его могли услышать и окружающие.
Подведя Тору к коляске, откуда в этот момент участники квартета доставали свои инструменты, профессор произнес:
— Прошу любить и жаловать мою молодую родственницу, которая так любезно согласилась в последний момент нас выручить и которой мы все так благодарны.
Двое пожилых музыкантов пожали Торе руку. Хотя ей показалось, что в глазах Климента вспыхнуло восхищение, она не сомневалась, что оба исполнителя ни на секунду ничего не заподозрили.