Книга Тайная жизнь деревьев. Что они чувствуют, как они общаются? Открытие сокровенного мира - Петер Вольлебен

К этому моменту, если не раньше, в игру снова вступает кора. Мелкие сочащиеся раны стали входными воротами для грибов. Грибы вещают о своей победе великолепными плодовыми телами, которые сидят на стволе, как половинки больших блюдец, и с каждым годом подрастают. Внутри дерева они уже пробили все возможные барьеры и проникли глубоко в сердцевину. Там одни виды выедают запасы Сахаров, а другие, что еще страшнее, – целлюлозу и лигнин. Тем самым они разрушают и превращают в труху скелет дерева, которое тем не менее еще несколько десятилетий будет отважно противостоять нападению. Справа и слева от расширяющейся раны оно образует новую древесину в виде толстых, укрепляющих ствол натеков. Это поможет еще какое-то время удержать разрушающийся ствол вертикально, не давая ему упасть под свирепыми зимними ветрами. Но рано или поздно час пробьет – ствол сломается и жизнь дерева завершится. «Наконец-то», – как будто слышишь голос уставшего от ожидания подроста, который в ближайшие годы резко устремится вверх мимо перегнивающего пня. Однако со смертью дерева его служба лесу не закончится. Его разлагающийся труп еще сотни лет будет играть важную роль в экосистеме. Но об этом позже.

Слабый как дуб?

Когда я иду по моему лесу, я часто встречаю страдающие дубы. Некоторые из них действительно сильно мучаются. Безошибочный признак – паническая поросль на стволе, мелкие побеги, которые внезапно пучками вылезают по всей нижней части ствола и нередко так же быстро отмирают. Это показатель того, что дерево уже давно борется со смертью и находится в панике. Его попытки вырастить листья в нижней части ствола совершенно бессмысленны, потому что дуб – дерево светолюбивое, для фотосинтеза ему нужно много света. В полумраке нижних этажей молодые листочки не выживут, так что все это снаряжение излишне и вскоре ликвидируется. Здоровое дерево даже не пыталось бы тратить на них силы, оно лучше пустило бы их на увеличение кроны. По крайней мере если ему никто не мешает. Однако дубам в лесах Центральной Европы живется трудно, ведь этот регион – вотчина буков. А буки хотя и очень любят общество, но исключительно представителей своего вида. Чужие деревья они упорно и уверенно вытесняют. Начинается это медленно и безобидно, когда какая-нибудь сойка зароет у подножия могучего дуба буковый орешек. Поскольку таких кладовок у птицы великое множество, орешек будет забыт и следующей весной прорастет. Несколько десятилетий проросток будет очень медленно и незаметно, тихо и скрытно подниматься вверх. Хотя у юного бука нет рядом матери, старый дуб поделится с малышом своей тенью, которая поможет ему расти медленно и сохранить здоровье. То, что над землей выглядит мирным и гармоничным, под землей оборачивается совершенно иным – здесь начинается борьба за существование. Корни бука пробираются в каждый клочок земли, не занятый корнями дуба. Постепенно они подкапываются под старый ствол, забирая себе воду и питательные вещества, которые огромное дерево предназначало себе. Дуб начинает медленно слабеть. Лет через 150 юный бук раскинется уже так широко, что его крона начнет врастать в крону дуба. Сначала врастать, а через несколько десятилетий уже и перерастать, оставляя крону дуба под собой, потому что бук, в отличие от конкурентов, может расширять свою крону практически всю жизнь. Теперь его листья получают прямой солнечный свет, а вместе с ним – массу энергии для продолжения роста. Его пышная крона, как и полагается буку, улавливает 97 процентов солнечного света. Дуб оказывается теперь во втором ярусе, где его листья безуспешно пытаются захватить хоть немножко света. Производство сахара резко идет на спад, дерево расходует запасы, и ему грозит смерть от голода. Оно замечает, что не в силах справиться с более сильным конкурентом, что ему уже никогда не удастся образовать такой высокий верхушечный побег, чтобы перерасти бук. В состоянии безысходности, а может быть, в нарастающей панике, оно делает нечто такое, что идет против всех правил: образует новые ветви и листья на стволе, далеко внизу. Эти листья особенно нежные и крупные, им нужно меньше света, чем их коллегам из кроны. Но 3 процента света – и для них слишком мало, ведь дуб это не бук. Так что «паникеры» быстро засыхают, а значит, драгоценные запасы энергии попросту распылены. В этой стадии голодания дуб может застыть на несколько десятков лет, но рано или поздно он сдается. Сил у него уже не остается, может статься, его страданиям положит конец какая-нибудь златка. Жук отложит на кору дуба яйца, и вышедшие из них личинки ускорят процесс – полностью съедят его кожу и подведут черту под жизнью беззащитного дерева.

Так что же, дуб – слабак, неженка? Как такое хилое дерево смогло стать символом надежности и долговечности? Дело в том, что насколько дуб в наших лесах слаб в конкуренции с буком, настолько он силен и вынослив в отсутствие конкурентов. Например, на открытом месте, то есть в привычном для нас культурном ландшафте: если бук вне своей родной лесной атмосферы вряд ли сумеет протянуть больше 200 лет, то дуб, растущий рядом со старой деревней или на пастбище, легко перешагивает 500-летний рубеж. Глубокая рана на стволе или широкая трещина, оставленная молнией? Такие неприятности дубу не страшны, ведь его древесина пропитана веществом, которое отталкивает грибы и сильно замедляет процессы гниения. Дубильные вещества отпугивают и большинство насекомых и, между прочим, улучшают качество вина (Barriquewein), если из этого дерева когда-нибудь выйдет винная бочка. Даже сильно поврежденные экземпляры с обломанными несущими ветвями сохраняют способность формировать новую крону и жить еще сотни лет. Большинство буков не справились бы с такой задачей, тем более вне леса и без своих любимых родственников. Если их повреждает ураган, то им остается жить от силы пару десятков лет.

Дубы моего леса тоже доказывают, к какой упорной породе принадлежат. На одном из особенно жарких южных склонов растут несколько деревьев, вцепившихся корнями в голую скалу. В ясные дни летний зной до предела разогревает эти камни, выпаривая из них последние остатки влаги. Зимой в них глубоко проникает трескучий мороз, ведь здесь нет толстого защитного слоя почвы с гниющей палой листвой. Любая песчинка сдувается отсюда первым же ветром, так что здесь растет лишь несколько скудных лишайников, совершенно не спасающих от перепадов температуры. В итоге деревья, или точнее сказать, деревца, прожившие здесь около 100 лет, имеют толщину всего с человеческую руку и высоту не выше 5 метров. Их родственники в привычном лесном климате уже поднялись на 30 метров и образовали мощные стволы, а эти аскеты стоически несут свой крест и довольствуются статусом кустарников. Но выживают! Преимущество их аскезы в том, что деревья других видов здесь давно отказались бы от борьбы. Полное лишений существование, зато свободное от тягот конкуренции, имеет свои достоинства.

Впрочем, наружный слой дубовой коры много грубее и прочнее, чем гладкая и тонкая кожа бука и отпугивает часть внешних врагов. Совсем по немецкой пословице: «Что за беда старому дубу, если под него роет кабан?»

Специалисты

Деревья могут расти во многих экстремальных местах. Могут? Вынуждены! Потому что, когда семя падает с дерева, унести его оттуда может только ветер или животное. А потом, когда оно весной прорастет, жребий уже брошен. С этого момента проросток на всю жизнь привязан к этому клочку земли и должен принять его таким, каков он есть. А большинству детей-деревьев приходится туго. Потому что их случайный выбор, к сожалению, часто оказывается пустышкой. Или слишком темно, если светолюбивая вишня попала под крупные буки. Или слишком светло – это касается уже самих буков, нежная листва которых получает ожоги на ярком солнце открытых мест. В заболоченных лесных почвах корни большинства видов будут гнить, а в сухих песчаных – страдать от жажды. Особенно неудачны посадочные площадки без всякой питательной почвы, как, например, голые скалы или развилки крупных ветвей. Иногда счастье длится недолго. Например, если семена попали на высокий пень упавшего дерева. Они вырастают в маленькие деревца, которые пускают корни в гниющую древесину. Однако в первое же аномально сухое лето, когда даже трухлявый валежник испаряет последнюю влагу, мнимые победители засыхают. При этом многие из них именно так представляли себе идеальное местообитание, потому что для большинства европейских видов деревьев действуют одни и те же критерии благополучия. Они любят плодородную почву, рыхлую, чтобы она хорошо проветривалась до глубины несколько метров. Грунт должен быть приятно-влажным, прежде всего летом. Лето не должно быть слишком жарким, а зима – чересчур морозной. Снегопады нужны умеренные, но такие, чтобы при таянии снегов как следует пропиталась почва. Осенние шторма должны приглушаться расположенными недалеко горными хребтами, а лес – быть бедным грибами и насекомыми, которые атакуют кору и древесину. Если бы деревья могли мечтать о сказочной стране вечного изобилия, она наверняка выглядела бы именно так. Но за исключением крохотных клочков земли, таких идеальных местообитаний, увы, не найти нигде. И это хорошо для биоразнообразия, потому что состязание за сказочную страну «Центральная Европа» сегодня почти повсеместно выиграл бы бук. Он в совершенстве умеет использовать изобилие ресурсов и вытесняет любого конкурента, запросто прорастая сквозь его крону и оставляя проигравшего под собой. Тому, кто хочет выжить рядом с таким мощным конкурентом, нужно изобрести что-то свое. Любые отклонения от условий сказочного эльдорадо означают проблемы. Кому захочется найти свою экологическую нишу рядом с буком, должен стать в чем-то аскетом. Экологическую нишу? Поскольку большая часть местообитаний на планете не предлагает идеальных условий, ситуация скорее обратная: проблемных местообитаний на Земле имеется в избытке, и тот, кто с ними справится, сможет занять гигантский ареал. Примерно так сделала ель. Она может селиться повсюду, где лето короткое, а зима суровая – будь то высокие северные широты или наши горы близ границы леса. Поскольку вегетационный период в Сибири, Канаде или Скандинавии часто составляет всего несколько недель, бук не успел бы даже распустить листву до конца сезона. К тому же зимы так отчаянно морозны, что могут случаться обморожения. Здесь ель и показывает свои преимущества. Она закладывает в хвою и кору пахучие масла, которые представляют собой своего рода антифриз. Поэтому ей не нужно сбрасывать зимой свой пышный наряд, он просто остается на ветвях. Как только весной станет теплее, она сразу приступит к фотосинтезу. Ни один день не уходит впустую, и даже если сахара и новую древесину дерево образует всего несколько недель в году, то все же каждый год оно на несколько сантиметров подрастает. Правда, хвоя на ветвях несет большую угрозу: на ней задерживается снег, и его общий вес может достигать таких величин, что дерево просто не выдержит. Чтобы избежать этого, ель использует две стратегии. Во-первых, она, как правило, образует совершенно прямой ствол. Структуру, направленную вверх по строгой вертикали, не так легко вывести из равновесия. Во-вторых, ее несущие ветви летом направлены горизонтально. Как только на них ложится снег, они медленно опускаются, пока не накроют друг друга как черепица. Таким образом, они опираются друг на друга, и силуэт, если смотреть сверху, заметно сужается. Благодаря этому большая часть снега соскальзывает с кроны и ложится рядом с деревом. В местностях с обильными снегопадами, то есть в горах или высоких северных широтах, ели, помимо прочего, образуют очень узкую длинную крону с короткими ветвями, что еще больше усиливает этот эффект. Но хвоя провоцирует и другую угрозу. Сохраняясь на дереве круглый год, она увеличивает подветренную поверхность, так что под сильными ветрами ели легко падают. Поэтому многовековые деревья часто не превышают в высоту 10 метров, а по статистике опасность ветровала заметно возрастает только с 25-метровой высоты.