Книга Обречённый странник - Вячеслав Софронов

Иван, плохо понимая, зачем митрополит читает им этот малопонятный текст, переглянулся с тестем, но тот лишь оттопырил нижнюю губу и округлил глаза, дав понять, что и сам теряется в догадках.

— Тут дальше не совсем приличествующие случаю слова приводятся, опустим, а вот это интересно, послушайте: "Лечебник на иноземцев. Когда у кого заболит сердце и отяготеет утроба, тому взять мостового белого стуку 16 золотников, мелкого вешнего топу 13 золотников, светлого тележного скрипу 16 золотников, а приняв, потеть три дня на морозе нагому, покрывшись от солнечного жара неводными и мережными крыльями в однорядь, а, выпотев, утереться дубовым четвертным платом…" А? Каково? Может, и не совсем по чину мне подобные вещи читать да еще и рассказывать о них мирянам, но удержаться не могу. Сильно написано, а сказано и того лучше. Про наш народ, знаете, что иноземцы разные говорят? Мол, варвары мы, веру некрепкую имеем, едва ли не идолам поклоняемся! — Владыка вдруг воодушевился, глаза его засветились внутренним огнем, тонкие пальцы сжались. — А наш народ все понимает и веру имеет крепкую. Кто, как не русский человек, заселил почти всю Сибирь?! И что здесь нашел? Именно идолопоклонство и нашел, богоотступное магометанство, а сейчас уже, куда ни глянь, стоят православные храмы, — владыка не на шутку разошелся, увлекся, может, даже забыл, кто и зачем перед ним находится, и без удержу сыпал словами, доказывая силу и живучесть православной веры. Судя по всему, он вел давний спор с кем–то, а Иван и Карамышев оказались лишь случайными слушателями. Наконец, устав, митрополит остановился, ненадолго прикрыл глаза, приходя в себя, и тихо закончил:

— Простите, коль чего не так сказал. Рад бы помочь, да сами видите… не в тот час пожаловали. Спаси, Господи, — перекрестил их на прощание.

Когда Иван с Карамышевым отобедали в монастырской трапезной, вышли из ворот, где стоял отдохнувший и накормленный Орлик, они услышали чей–то голос, окликнувший их:

— Погодите, мужики, сказать чего–то хочу, — спешил к ним все тот же монах, встретивший их вчера. — Случайно узнал, по какому делу вы приезжали к владыке, — с ходу заговорил он, переводя дыхание. Зубарев переглянулся с Андреем Андреевичем, сетуя на то, как быстро их дело стало известно многим.

— И что с того, что узнал, — резко оборвал монаха Карамышев, — наше дело до посторонних ушей нежелательно. Забудь, о чем слышал. Понял?

— Погодите, — остановил его Зубарев, — может, чего путнее скажет.

— Дождешься от ихнего брата путного чего, — садясь в саночки, проворчал Карамышев, но больше не перебивал монаха.

— Мое дело — сторона, — смутился тот, — могу и не говорить. Я к вам с помощью, по–доброму, а вы… — и он повернулся, собираясь вернуться обратно в монастырь.

— Нет уж, — поймал его за рукав Иван, — коль начал говорить, продолжай. Только не тяни, а то у нас путь длинный, до города добраться надо бы засветло.

— Я чего хотел, — нерешительно начал монах, которому, как определил Иван, было не более тридцати лет, — сам–то я с Урала, да вот грамоте выучился, и владыка в монастырь определил. А родители у меня там, на Урале, и жительствуют. Брат Максим рудознатством занимается. Коль вы бы его разыскали, то очень он вам пригодиться бы мог… И все… — развел он руками.

— Где найти твоего брата? — поинтересовался Иван. Монах быстро объяснил, как добраться до места, где он раньше жил, и найти брата. На том и расстались, поблагодарив на прощание монаха, который долго смотрел им вслед от высокой монастырской стены, пока они не скрылись за поворотом.

5

На обратном пути пришлось сделать остановку близ Ивановского монастыря. Орлик брал с ходу хорошо, но через две–три версты уставал, переходил с рыси на шаг. К обеду добрались домой, где старый дядька Михей, живший еще заместо сторожа при Зубареве–старшем, сообщил, что за Иваном приходил стряпчий из суда и велел тотчас явиться, как только вернется обратно.

— Худо дело, — согласился Карамышев, — видать, ждать купцам надоело и решили через суд долги свои вернуть.

— Чего хоть делать? — сокрушенно спросил Иван. — Деньги нужны.

— Нужны. Попробуй к Михаилу съездить, расскажи про суд, авось, да расщедрится.

— Вряд ли. Поехидничает, только и всего.

— За спрос денег не берут, поезжай, — взял под уздцы Орлика Карамышев и развернул обратно от ворот, где они беседовали, не въезжая во двор.

Иван не стал возражать и медленно поехал по улице, решив заглянуть в лавку к Михаилу Корнильеву, где он, скорее всего, мог находиться в это время. Но как только он вывернул на Базарную площадь, то первым, кого он увидел, был Васька Пименов, стоящий в распахнутом, как обычно, легком полушубке возле запряженного в кошеву Валета и о чем–то горячо спорящий с двумя мужиками. Иван постарался незаметно проехать мимо, памятуя о том, что кричал Васька ему совсем недавно на отцовых похоронах, а сам даже и на поминки не явился. Но тот, как назло, повернул голову, заприметил Ивана и бросился к нему наперерез, напрочь забыв о своих прежних собеседниках.

— Стой, Ванька, — заорал он, размахивая на ходу руками, — разговор есть.

Ивану ничего другого не оставалось, как направить Орлика к краю проезжей дороги и остановиться.

— День добрый, дядя Вась, — по старой детской привычке назвал он Пименова "дядей". — Чего не заходите? На поминки ждали вас, а вы…

— Напился я в тот день, Ванюшка, прости старого дурня. Да и не хотел на людях слезы свои показывать, — громко всхлипнул он и утерся рукавом, — любил я отца твоего, добрый мужик был. А что у вас с Наташкой моей не сладилось, то ваше дело, не в обиде я. Сейчас–то куда собрался? В лавку отцову?

— Да нет, там корнильевский человек сейчас сидит, товар у них общий с отцом оказался.

— Те своего не упустят, знаю я их, — закрутил головой Пименов, и до Ивана долетел смачный запашок перегара. Василий был верен себе, и редкий день появлялся трезвым в людном месте. — Да черт с ними, с Корнильевыми этими, айда лучше до меня, посидим, выпьем. А?

— Не могу, дядь Вась, мне завтра велено в суд явиться.

— А чего тебе, честному человеку, в суде делать? — насторожился Пименов, посерьезнев.

— По отцовым долгам, видать…

— Вон оно что… Слышал, будто ты серебро на Урале нашел?

— От кого слышали? — спросил Иван, хоть и понимал: не скажет Пименов.

— А какая разница, — беззаботно махнул тот рукой и подмигнул Ивану, слухом земля полнится, на то человеку и язык дан, чтоб разговор вести. Так, значит, нашел серебро?

— Рано говорить, — осторожно отозвался Иван, — образцы только привез.

— И правильно делаешь, что съедешь с Тобольска на прииски. Паршивый город, и люди паршивые. Каждый только о своем кармане и думает, никто друг дружке помочь не желает. Зря мы с тобой не породнились, а то бы вместе на прииски те отправились. Твоя голова да мой капитал, и дело бы заладилось, глядишь. Я ведь нынче разбогател, слышь, Ванька! Хороший куш взял на соли. Сперва скупил всю соль в округе да и своих людей поставил на заставах, чтоб, — ежели, кто соль повезет, быстрехонько мне докладывали, а я ее и скупал, не давал до города дойти. Потом пождал месяц, когда старые запасы у всех выйдут, попьянствовал малость, но при том зорко следил, не дай Бог, кто заявится в город с обозом без моего ведома, — как–то по–детски хохотнул он, широко открыв мокрый рот, хлопнул Ивана по плечу и продолжал: