Книга Высшее образование для сироты, или родственники прилагаются - Мария Вересень

— Давайте, закрепляйте успех, — пробурчал Гомункул и сунул мне сзади в кулак записку. Мы с Алией двумя неуверенно покачивающимися упырями полезли на помост, оттирая с него окрыленную успехом мавку, славшую всем воздушные поцелуйчики.

— Мы только еще не спелись, — пробасила Алия, косясь в записку. Я быстро пробежалась глазами по микроскопическим буковкам и, выдав зубастую улыбку, жизнерадостно завопила, а школьные музыканты подхватили мотив:

Позвала меня подруга: «Слышишь, выходи!

Школой выданный архон тоже прихвати!

Понаехали купцы, барахлом трясут,

За товар заморский свой дорого берут».

Я дела все побросала, золото сгребла,

Ведь давно уже с купцами дел я не вела,

Но «забыла» свой архон в кошелек вложить,

Ведь навьи дети не умеют без обмана жить!

Знают взрослые и дети:

Обещанья нечисти — слова на ветер!

Кто без клятвы на архоне наше золото берет,

Или дурачок с рожденья, или просто идиот!

Мы вдвоем с моей подругой по рядам пойдем,

Поторгуемся с купцами, спеси с них собьем,

За обновки наши станем золотом платить,

Но навьи дети не умеют без обмана жить!

Вот полез купец в кошель, и глаза на лоб,

Вместо золота лежит там лишь дохлый клоп,

Что орешь ты, дурачина, я ведь не клялась,

Что наутро весь барыш не превратится в грязь!

Мавка не выдержала, завизжала и, ухватив с собою парней, устроила под помостом плясовую:

Знают взрослые и дети:

Обещанья нечисти — слова на ветер!

Кто без клятвы на архоне наше золото берет,

Или дурачок с рожденья, или просто идиот!

Вот!

Офелия Марковна, стойко перенеся вид развратного веселья, нервно глянула на кашлянувшего Феофилакта Транквиллиновича, спросившего:

— И какая из всего этого следует мораль?

— Мораль щас будет! — уверил его крыс, выходя из клетки с видом князя, несправедливо осужденного, но добившегося свободы. Он кивнул Феферу, и тот, подхватив лиру, начал ему аккомпанировать:

Да, друзья, как ни обидно, но конец наш приближается,

Умной нечисти не видно, нечисть просто вырождается.

И великое наследство мы на глупости истратим,

Потому что врем друг другу, вечно пакостим и гадим.

А ведь клятва на архоне — это обращение к богам,

Мудрым, древним и великим, не чета рогатым нам.

И они там, в небесах, слышат все, что мы бормочем,

И рыдают день и ночь, им за нас обидно очень.

Так что прочь нелепый вздор из головы!

Вы уже не просто нечисть — братство вы!

Вы — хранители традиций и последний наш оплот,

Вы ученики великой Школы, покровителем которой сам Архон.

Феофилакт Транквиллинович удовлетворенно крякнул, а Офелия Марковна зааплодировала.

— Общая идея мне понравилась, — наконец сознался директор, — и я, в общем, не против. Только желательно немного расширить и представить в виде оратории.

— Во влипли, — шепнула Алия, я ее ущипнула:

— Лучше глотки драть, чем спины гнуть.

— Кстати, — спохватился директор, глядя на Гомункула, — мы же не определились с вашим статусом.

Гомункул сел на край помоста и, заинтересованно сложив свои лапки, сказал:

— Я неплохо управился с этой троицей и, думаю, вполне бы мог быть педагогом вашей Школы. История, мифотворчество, музыка, театральное искусство, все это мне вполне по силам. — Он мечтательно закатил глазки, но наставник спустил его на землю:

— Я хочу предложить вам пост нашего архивариуса. Конечно, после того, как откопают алхимикуса и расчистят подвал.

Крыс тут же подскочил и, ухватив Феофилакта Транквиллиновича за палец, начал страстно его трясти:

— Что ж, архивариус так архивариус. Уверяю, я справлюсь. Нет недостойной работы, есть недостойные… э-э… мм… индивидуумы.

И дико завизжал. Это Алия наступила на хвост предателю.

На следующий день великое событие состоялось. Мы в мантиях, стоя на хорах, тоскливо тянули Гомункулов шедевр, а актеры в масках богов представляли рождение мира и заключение первого договора на архоне. Было так поучительно, что аж скулы сводило. Нет, Лейе понравилось, но то, что вылетало из уст Алии, тянуло на хорошую порку. Я на такое не отважилась и хрипло тянула речитативом нудный текст, ожидая, когда мне наконец-то выдадут эту золотую цацку и отпустят. Так что, когда у меня на шее застегнули цепочку архона, я не испытала ни трепета восторга, ни дрожи соучастности к великому, единственное, что чувствовала, так это то, что у меня ноги гудят и спина разламывается. Свою первую клятву быть верной Школе и братству оттарабанила, как какой-нибудь умрун, тупо повторяющий за некромантом. Алия была в таком настроении, всю дорогу к нашей комнате выпытывая точный текст клятвы, который успела забыть, едва произнеся. И только мавка новорожденной козочкой скакала вокруг нас, восторгаясь тем, как все романтично и торжественно.

Какой-то недомерок, попавшийся на дороге, предложил нам спор на архоне. Алия не задумываясь треснула его в лоб и промаршировала по бесчувственному телу, вздохнув:

— Нет, надо быть скромнее, больше никаких погромов. Только учеба, прогулки на свежем воздухе, посиделки по вечерам. — А Лейя, весело щебетавшая, вдруг ахнула и замерла, уставившись в потолок.

— Что? — спросили мы с Алией.

— А мне один юноша, ну, в общем, клялся в любви. Ведь я могу теперь проверить его слова на архоне!

— Вали, — напутствовала ее Алия, — давай, резвись, пока подруги умирают от изнеможения.

— А? А куда сначала бежать?

— Туда, где твой… этот… юноша, — сказала я.

— А я сказала, что один? — потерла лоб мавка. — Какая-то я рассеянная стала.

Но тем не менее рванула со всех ног по коридору прочь. Мы зашли в комнату и плюхнулись на свои кровати и тут же едва не вскочили, услышав из-под шкафа мерзенький голосок:

— Эй! Не спать! — Гомункул выполз, волоча с собой бутылку из зеленого стекла, ловко вспрыгнул на стул, с него на стол, обгрыз на горлышке сургуч, замусорив нам скатерть, и ловко, с хлопком, выбив пробку, заорал: — Ура!

— Можно, я его придушу? — спросила Алия.

— Глупые вы еще, потому что молодые, а ведь у вас начинается новая жизнь! Теперь мы все — нечисть! — И крыс поправил на пузе свой огромадный архон.

— Вот шалопутный, — хмыкнула Алия, отбирая у него вино, — как на такого всерьез обижаться?

— Действительно, никак, — согласилась я, отвесив крысу знатный щелбан. И, пока он приходил в себя, мы оприходовали половину.