Книга Проклятое золото храмовников - Валерий Елманов

– И пойдет о Литве слава по всей Европе, как о язычниках-людоедах, – протянул Улан.

Сангре нетерпеливо отмахнулся:

– Пусть говорят. Уж здесь-то нам при любом раскладе не жить, – твердо заявил он, – а потому мне наплевать, что о них будут думать разные придурки. Кстати, для Гедимина я вижу из этого сплошную практическую пользу.

– Даже так?

– А ты сам подумай. Орден откуда пополнения берет? Из Европы. А при наличии таких слухов приток сюда разных козлов, уж поверь мне, значительно сократится. О, кстати, надо бы подкинуть эту идейку кунигасу. А теперь с помощью нехитрых приспособлений мы убедим допрашиваемого, что с предыдущим пациентом приключился полный ой…

И Сангре, расхаживая по будущей пыточной, принялся бормотать себе под нос, что надо приготовить приличный муляж, попрочнее прикрепив его к сапогу, а к пыточному набору обязательно добавить в качестве шампуров три-четыре железных прута, чтоб было на чем жарить куски, отрезанные от псевдоноги. Разумеется, не забыть ножовку, а то непонятно, чем ее пилили. Кровушки понадобится не меньше двух литров, а лучше три, чтоб железно хватило. Вдобавок желательно…

– Слушай, а может, ты сам все-таки переводом займешься? – перебил Улан друга, не на шутку увлекшегося разработкой будущей мизансцены. Переспросил на всякий случай, особо не надеясь на положительный ответ. Петр внимательно посмотрел на него и тяжело вздохнув, сокрушенно констатировал:

– Любовная горячка, осложненная психозом страсти.

Улан, чуть поколебавшись, кивнул, решив безропотно соглашаться со всеми подколками – авось смягчится и отпустит. Но не тут-то было. Сангре, поморщившись, положил руку на плечо друга и, сменив тон на более серьезный, пояснил, что общение с Боней-Филей ему, конечно, же пошло явно на пользу. Вспомнилось и то, чему учил дед, да и много нового в память влезло, но перевести все перлы славного города Одессы на испанский ему все равно не под силу. Посему своим лихорадочным подбором нужных слов и неуверенным бараньим блеянием в самый неподходящий момент он может резко и бесповоротно нарушить впечатление от зловещего антуража.

И совсем другое дело, когда он, Сангре, будет в своей тарелке, то бишь острить, прикалываться, свирепствовать, рычать, матюкаться и так далее, напрямую передавая букет своих бурных эмоций гражданину подследственному и вводя его в состояние, граничащее с шоковым. Ну а Улану, как толмачу, хладнокровие и выдержанность позволительна, ибо общей ужасной картины его поведение не испортит, но напротив, усугубит ее, создав должный контраст.

И, увесисто хлопнув друга по плечу, весело подытожил:

– Ничего, старина, успеешь ты… к своему десерту.

Глава 5. Третья степень устрашения

Когда двое дюжих слуг привели фра Луиса в комнату, первое, что бросилось в глаза монаху – истерзанное окровавленное тело, обнаженное по пояс и безжизненно валяющееся на полу. Крови в комнате вообще было столько, что становилось непонятно, как этот кусок мяса еще жив. Подле тела возились двое в кожаных фартуках. Неподалеку на полу лежала здоровенная пила, тоже покрытая кровью. На зубцах ее виднелись какие-то странные белые кусочки, а рядом с нею лежала… Инквизитор пригляделся и содрогнулся – отпиленная человеческая нога, причем до сих пор обутая в сапог. Да что сапог, когда палачи не удосужились задрать штанину – так и пилили вместе с нею.

Странное дело – раньше, когда сам Эспиноса занимал место за столом в пыточной, задавая вопросы и старательно выводя очередного вольнодумца на чистую воду, он как-то хладнокровно реагировал на то, что творят с жертвами палачи, а здесь ноги его ослабели.

«Оно и понятно, – нашел фра Луис объяснение, – ведь в инквизицию попадают исключительно еретики, а их полноценными людьми не назовешь. Да и цели совершенно разные. У нас благая, облегчить душу пытаемого, освободить ее от тяжкого груза греха, вернуть в лоно истинной церкви, а здесь…»

Опять же и сам процесс допроса у них проходил не столь варварски. Ну, проступала на теле еретика кровь после ударов бичом, но не в таком количестве, а касаемо иных пыток… Да, трещали разламываемые от «испанского сапожка» косточки на пальцах рук и ног, сгорали внутренности, обваренные при вливании в рот кипятка через здоровенную воронку, шкворчала на ступнях кожа во время поджаривания жертвы на испанском кресле, но все практически бескровно. А вот ногу ржавой пилой…

«Хотя что с них взять – варвары, язычники, – невольно пришло ему на ум. – Никакого сострадания к человеку».

В это время один из палачей, возившихся с несчастным, поднял голову и что-то негромко прорычал. Фра Луис встречал в своей жизни всяких людей, но при виде этой чумазой рожи, больше похожей на уродливую маску, ему стало совсем плохо. А когда окровавленные пальцы потянулись к нему и рожа оскалилась, демонстрируя огромные, изрядно выпирающие вперед клыки, монах попросту потерял сознание.

– Мда-а, – задумчиво протянул Петр, невозмутимо разглядывающий лишившегося чувств инквизитора. – Ладно, пока есть время, вы, ребятки, привяжите монаха к крючьям, а Локис с Вилкасом пускай вынесут нашу жертву. Обоим ждать у дверей. Войдете, когда услышите мой стук.

– А ты не переборщил? – тревожно осведомился Улан. – Честно говоря, даже мне не по себе.

– Но ты же знаешь, что кровь телячья, а отрезанная человеческая нога – коровья ляжка, закрепленная в сапоге, – удивился Сангре.

– Но выглядит все так, что.…

– В самый раз, – мрачно ответил Петр, посоветовав: – Станет жалко, освежи в памяти недавние воспоминания. Это я про безвременно почившего от его руки гонца Моню. Да и второй, невзирая на все старания Изабеллы, то ли выживет, то ли нет. И кого-то из них завалил именно гражданин… Стоп, дискуссия отменяется. Кажется, Люсьен приходит в себя. Сделай умное лицо и задумчиво ухватись за перо.

Первоначально речь очнувшегося монаха была загадочной, ибо он лопотал на каком-то непонятном языке. Чуть погодя внимательно слушавший его Улан сделал вывод, что это латынь и велел ему переходить на немецкий. Тот послушно закивал и залопотал еще быстрее, но куда понятнее.

Правда, по его словам выходило, что во всем виноват его обезумевший спутник. Именно потому он сам поначалу опасался подчиниться требованиям благородного кабальеро и лишь убедившись, что Фернандо мертв, послушно сел на козлы и в дальнейшем охотно выполнял все приказания благородных.

– Ты про донью Изабеллу у него спроси, – перебил Улана Петр. – Зачем они ее украли?

Оказалось, причина проста – испанка слишком тесно общалась с тамплиерами, имела нескольких родственников из их числа и, как стало известно инквизиции, приняла от арестованных рыцарей несколько еретических свитков. Последние содержали колдовские заклинания и прочие непотребные тайны, вплоть до вызова дьявола Бафомета, к услугам коего тамплиеры частенько прибегали во время своих собраний. Кроме того, она сама заподозрена в ереси и есть немалые основания полагать…

Прервав себя на середине, Улан сердито махнул рукой.