Книга Эрнест Хемингуэй. Обреченный победитель - Лестер Хемингуэй

Особенно интересно прозвучал его рассказ об итальянской дивизии под названием «Ардити».

«Эти люди, – рассказывал он, – содержались в итальянских исправительных учреждениях. Они совершили проступки, такие, как убийство или поджог, и были освобождены при условии, что будут служить в этой дивизии, используемой правительством в качестве ударной части.

Вооруженные только револьверами, ручными гранатами и короткими обоюдоострыми ножами, они шли в атаку, зачастую раздетые по пояс. Обычно их потери в бою составляли около двух третей».

В тот день, о котором рассказывал лейтенант Хемингуэй, их привезли на грузовиках, и весь полк распевал песню, за которую любым другим грозило бы три месяца тюремного заключения. Хемингуэй исполнил для аудитории эту песню на итальянском, а затем перевел ее. Через несколько часов после начала наступления на вражеские позиции лейтенант Хемингуэй увидел раненого капитана, которого принесли в полевой госпиталь для оказания помощи.

Он был ранен в грудь, но продолжал воевать, заткнув раны сигаретами. По пути в госпиталь он забавлялся тем, что кидал ручные гранаты в пустые окопы, лишь для того, чтобы посмотреть, как они взрываются. Это демонстрирует боевой дух этих людей.

В то время, когда лейтенант Хемингуэй получил ранение, он проходил службу в 69-м пехотном полку. Он и несколько итальянцев находились на наблюдательном передовом посту. Дело было ночью, но враг, вероятно, заметил их, поскольку дал залп из полевого миномета. В то место, где они находились, попала мина. Это не что-нибудь, а целый галлон взрывчатого вещества вперемежку с кусками металла.

«Когда эта штуковина рванула, – вспоминал лейтенант Хемингуэй, – мне показалось, что я полетел куда-то в оглушительно кровавую бездну. Я подумал, что пришел конец, а затем почувствовал удар о землю. После я пришел в себя. Мешки с песком придавили мне ноги, и вначале я был несколько расстроен тем, что не ранен. Другие солдаты отступили, оставив меня и еще нескольких воинов умирать. Один из оставшихся вдруг начал стонать. Я понял, что он жив, и приказал ему заткнуться. По-видимому, австрийцы были полны решимости окончательно уничтожить этот наблюдательный пост. Они запустили осветительные ракеты, а их прожектора пытались нащупать нас.

Я подобрал раненого солдата и начал пробираться назад к окопам. Как только попытался встать, почувствовал, что мое колено стало мокрым и липким. Я понял, что меня зацепило. До того как мы достигли окопов, их прожектор высветил нас, и они начали вести обстрел из пулемета. Я получил еще одну пулю в бедро. Было такое ощущение, что в меня попал снежок, настолько твердый и запущенный с такой силой, что свалил меня с ног. Мы продолжили свой путь, но, как только добрались до окопов и уже собирались запрыгнуть в них, еще одна пуля настигла меня, на этот раз в ступню. Мы оба кувырком скатились на дно окопа, и когда я снова пришел в себя, уже находился в блиндаже. Два солдата решили, что я ненадолго потерял сознание. Я возразил им, и мне удалось убедить их в том, что они были не правы».

Так лейтенант Хемингуэй скромно поведал нам историю события, за которое он был представлен к высшей награде итальянского правительства. В дополнение к его медалям, одну из которых ему вручил лично король Италии, лейтенант Хемингуэй захватил австрийский автоматический револьвер, противогаз и свои изорванные осколками мины брюки. К тому же он пришел на встречу в полевом обмундировании.

Проходя обучение в колледже Оук-Парк, он всегда выделялся на любых мероприятиях. Он работал в составе редакции «Трэпез» в течение двух лет и был одним из редакторов в последний год учебы. Всегда проявляя интерес к спорту, он внес свой весомый вклад в футбольные победы, а также возглавлял команду по легкой атлетике».

Повествуя об этих событиях, Эрнест нередко просто дурачился, хотя, по-видимому, его воспринимали всерьез. Однако в то время он испытывал постоянно растущее чувство угнетенности из-за неясности своего будущего. Наши родители питали определенные надежды, что удовлетворение его мечты попасть на фронт преподало ему урок и что сейчас он неожиданно проявит глубокий интерес к благоразумной жизни. Но стилем жизни Эрнеста стала постановка и достижение целей всегда настолько трудных, что это было вызовом всем и вся.

Не все раны Эрнеста были чисто физическими. Как сотни тысяч солдат ранее и сейчас, он испытал психическое потрясение. Его изводила бессонница, он не мог спать, если в комнате не горел свет. Своему другу Гаю Хайкоку он рассказал об ощущениях во время взрыва мины. «Я почувствовал, как моя душа или что-то вроде этого выходит из моего тела, как если бы кто-то за уголок вытаскивал шелковый носовой платок из моего кармана. Она полетала вокруг, потом возвратилась и вошла внутрь. Я снова возвратился к жизни».

Старший бармен, персонаж произведения «Там, где чисто, светло», знал кое-что об этом чувстве.

«Если горит свет, то мне не страшно засыпать. Я знаю, что моя душа покинет меня, как только наступит темнота», – говорил Ник Адамс.

В те первые месяцы все домашние проявляли к Эрнесту самое искреннее уважение как к национальному герою. В доме он занял комнату на третьем этаже. Крутой подъем давался ему тяжело, но это, вероятно, помогало укреплять и разрабатывать раненое колено. В своей комнате он держал военные сувениры, фотографии из Европы, карты, униформы, ружья, штыки, медали, ручную гранату и секретную бутылку, которая шла по кругу, когда приходили друзья. В редкие и незабываемые моменты мне позволяли вместе со всеми подняться по гулкой лестнице на третий этаж. Я с благоговением наблюдал, как Эрнест и его друзья обращались с ружьями, прицеливались из окон, фотографировались и задавали вопросы. Кроме австрийской ракетницы, он привез австрийский карабин Маннлихера с затвором прямого заряжания.

– Это снайперская винтовка, – сказал он мне. – Я убил снайпера, который, спрятавшись на дереве, стрелял из нее по нашим солдатам.

Поскольку я был еще маленьким, меня сбивало с толку то, что он рассказывал эти чудесные истории, только когда вокруг были его друзья. Но он дал мне сверкающую медаль с портретом короля Виктора-Эммануила, висевшую на красно-зеленой ленте. И долгое время я отказывался выходить из дому, если на моей рубашке не была приколота эта медаль. Я был единственным из детей, которых я знал, чей брат побывал на войне в Италии, и у меня была медаль, доказывающая это. В те дни я не знал, что единственными американскими частями в Италии вплоть до окончания войны были подразделения Красного Креста.

Подлинные военные награды Эрнеста, серебряная и бронзовая медали, хранились в отороченной бархатом шкатулке в его комнате наверху. Серебряная медаль была вручена ему королем Италии. Он показывал их только друзьям, которые видели другие трофеи. Позднее Эрнест отдал ее местной, необычайно красивой девушке.

Эрнест со своей девушкой Катрин Лонгуэлл часто отправлялись на байдарке по реке Дэс-Плэйнес.

«Мы проходили на веслах по нескольку миль, – рассказывала она мне много лет спустя, – а в другое время мы приходили ко мне домой, читали написанные им рассказы и ели маленькие итальянские булочки, захваченные им из города».