Книга Серенада - Леон де Винтер

— Без Аннеке? Нет, даже думать об этом не могу.

Открывая дверь, я сказал:

— Вчера вечером ты так тревожился. Что же ты надумал за это время?

— Она точно уехала.

— Но ведь теперь в ее жизни есть ты, Фред! Почему она ничего тебе не сказала?

— Она не только умная, но еще и своевольная, Бенни, для тебя это не новость.

Мы прошли в гостиную. Этот дом прятался от солнца, окна смотрели на север. Мне вспомнились холодные, промозглые зимы в мрачных стенах — цена за летнюю прохладу.

— Что будем теперь делать, Фред?

— Ничего. Ждать ее звонка.

— А если она не позвонит?

— Тогда будет видно.

— Когда тогда?

— Тогда — это когда мы поймем, что уже тогда.

Была пятница, миновало ровно полсуток с тех пор, как Фред сообщил, что не может найти мою маму. Просматривая почту, он спросил меня:

— Она ездит на поезде? Транссибирский экспресс. Он долго в пути.

— Нет. Она не любит поезда.

— Я тоже. Не самый популярный вид транспорта у евреев после сорок пятого. — Фред глянул на меня. — Ты спал?

— Нет.

— Ты не нервничай, я чувствую, что все обойдется.

Вытянув руки, чтобы дальнозоркие глаза могли разобрать надпись, он рассматривал один из конвертов.

— «Туристическое бюро «Оппенмайнер», — прочел он. — Это здесь, за углом, на площади Минерваплейн.

Я знал это бюро, они специализировались на путешествиях в Израиль. Фред протянул мне конверт, адресованный моей матери: «Г-же А. Вайс, Рафаэльстраат, 28».

Я оторвал уголок, сунул палец в дырку и вскрыл конверт.

Счет. Моя мама заказала билет на самолет в город Сплит в Хорватии, одной из стран, отделившихся от Югославии. Она вылетела туда в прошлую среду, в полдень.

Я позвонил в «Оппенмайнер», и некая Карла, которая бронировала билет, сообщила, что моя мама точно знала, куда собирается лететь.

— Сначала она хотела лететь в Сараево, но я не нашла ни одной компании, которая бы туда летала. Тогда она решила непременно попасть в город, находящийся ближе всего.

Что же понадобилось Аннеке Эйсман в Сараево? Судя по сводкам новостей — а следил я за ними весьма поверхностно, новости о Боснии оставались на периферии моего внимания: мои глаза скользили по газетным шапкам, отмечая некоторые факты — город уже не обстреливали, сербы отвели свою тяжелую артиллерию. Люди в руинах не жили, а мыкали горе. Раньше моя мама, как примерная туристка, неизменно выбирала путешествия в безопасные культурные центры, и я не мог представить себе, чтобы ей захотелось фотографировать остатки сгоревшей сараевской библиотеки. Она не была наивной простушкой, но и бесчувственной к чужому несчастью и несправедливости ее тоже не назовешь.

Я еще раз связался с ван Соном. Он сказал, что старческий маразм у моей мамы, возможно, сильнее, чем я думаю. А я не знал, что думаю, а что нет. Но у меня забрезжила мысль, что эта поездка не имеет с маразмом ничего общего. Здесь нужен ясный рассудок, решимость, цель. Я не исключал, что она сошла с ума, но если и так, то сумасшествие не мешало ей действовать. Она чего-то хотела, однако чего именно, мы узнаем, только когда найдем ее.

После сообщения «Оппенмайнера» Фред уже не сомневался, что она лишилась рассудка.

— Ну кто поедет ради забавы в Сараево или в Сплит? Будешь там торчать между двумя огнями — хорватскими фашистами и беженцами из Боснии. Big deal[4].

— Может, она хотела что-то посмотреть? — предположил я. — В Сплите ведь красивый Старый город?

— Она хотела попасть в Сараево. А что такое теперешний Сараево, знает каждый, в том числе и твоя мать. Нет, она свихнулась, и поверь, мне правда очень жаль.

Но когда я сказал, что поеду ее искать, он тут же предложил составить мне компанию, «чокнутую или нет, я хочу поскорее ее увидеть».

Я бы предпочел поехать с Ингой, но после полудюжины телефонных разговоров она четко сформулировала, что именно ей необходимо:

— Несколько дней, чтобы привести в порядок мысли. Мы в последнее время слишком часто ссоримся. Я понимаю, что в истории с озабоченным грибом ты не виноват, но ведь мы оба заводимся с пол-оборота, а это кое о чем говорит, верно? Так или иначе, мы оба на пределе, и я хочу выяснить причину.

Я попробовал установить, вправду ли моя мама два дня назад вылетела в Загреб. У хорватской авиакомпании не было представительства в Амстердаме, и пассажирами занималась КЛМ. В справочной сообщили, что, судя по спискам пассажиров, она вылетела в Загреб рейсом OU 451, а через три часа — в Сплит рейсом OU 652. Итак, она воспользовалась билетами, которые заказывала у Карлы.

Мысль о том, что скоропалительный отъезд каким-то образом связан с ее последним звонком, зудела у меня в голове со вчерашнего вечера. Я вернулся в Хилверсюм и отыскал в кладовке газеты за вторник. На странице с теле- и радиопрограммами я нашел анонс интервью с боснийской беженкой, которое должен был передавать один из политических каналов. Может, это и есть причина? Может, эта программа так поразила мою маму, что она полетела в Сплит? А оттуда в Сараево?

Я еще раз позвонил Инге и спросил, не знает ли она кого-нибудь в отделе политических новостей. Через пятнадцать минут она сообщила, что я могу посмотреть ту программу. Я сел на велосипед и поехал в телецентр.

Я просмотрел кассету и представил себе маму: она уже собиралась спать и заварила чашечку чая, а по третьему каналу после десятичасовых новостей заканчивался пятнадцатиминутный блок. Мама, как всегда, внимательно следила за событиями в секторе Газа и Иерихоне. Рабин пожал руку Арафату, но она по опыту знала, что миру доверять нельзя. И вот тут, прежде чем она успела выключить телевизор, стали показывать интервью с той боснийской женщиной.

У боснийки были широкое лицо с выступающими скулами и почти монгольские глаза, которые не просили о сострадании. Она рассказывала гордо и строго: «В нашей деревне сербские солдаты согнали вместе всех мусульман. Меня спас отец. Мы стояли на рыночной площади, и он шепнул мне, что притворится сумасшедшим, а я должна воспользоваться суматохой, которая поднимется вокруг него, и сбежать. Отец упал на землю, залаял, забегал на четвереньках. Я сделала, как он велел. И больше никогда не видела мою семью».

Мама пролила чай и, сама не своя, не зная, что делать, забегала по комнате.

В душном кафе загребского аэропорта свежевыбритый Фред положил свой мундштук рядом с чашкой приготовленного по всем правилам капуччино из большого итальянского автомата. Мы ждали рейса на Сплит.