Книга Император Мэйдзи и его Япония - Александр Мещеряков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После пожара дворец императора был восстановлен достаточно быстро – работы заняли год и семь месяцев. Сёгунат предложил императору сделать свои предложения по улучшению планировки и дизайна, но Комэй отвечал, что страна находится в трудном положении, и попросил оставить все как есть. Экономность и бережливость относятся к традиционным достоинствам образцового дальневосточного правителя. Комэй желал походить на идеал.
2-й год девиза правления Ансэй. 4-й год жизни Мэйдзи
Через год после того, как Перри подарил японцам паровозик, его продемонстрировали сёгуну Иэсада. Но сёгун в отличие от князей юго-запада не отдал специалистам приказа разобраться в хитром механизме. Этот не слишком значительный, на первый взгляд, эпизод вполне символичен: по нему хорошо видно, что юго-западные княжества обладали в то время большей витальностью и относились к европейской цивилизации с гораздо более деятельным любопытством, чем центральное правительство[14]. Именно через «южные ворота» проникали в страну различные технические новинки: это и техника судостроения, и военное дело, и фотография. Князья с юго-запада были людьми деятельными и умными, чего не скажешь о сёгуне Иэсада. Его окружение было сообразительнее его самого, но соседство с ним, похоже, не шло им на пользу.
Угроза со стороны Запада ощущалась не только в верхних эшелонах власти, но и на низовом уровне. Замечательно, что простое население отвечало на вызов Запада усилением образовательной активности. В особенности много школ стало создаваться начиная с 30-х годов XIX века, когда ежегодно открывалось по 140 школ. Теперь число открываемых школ уже переваливало за 300. Большинство из них создавалось при буддийских храмах. Однако термин «храмовая школа» («тэракоя») не должен вводить в заблуждение – это были светские заведения, преподавателей-монахов там было мало. Помимо «храмовых школ» существовали и элитные школы, владельцами которых были князья и самураи.
Иными словами, «кризис» конца эпохи Токугава характеризовался настоящим расцветом образования. При этом следует помнить: в организации школьного дела на низовом уровне государство не принимало никакого участия. Однако сама «низовая» Япония ответила на вызов Запада резким увеличением интеллектуальной активности. Это был уникальный способ приспособления к изменившейся ситуации. Многие японцы понимали, что справиться с угрозой можно только догнав Запад в знаниях.
Несмотря на недавнюю смену девиза правления, страну продолжали преследовать несчастия. В сентябре, то есть менее чем через год после провозглашения девиза Ансэй, из-за затяжных дождей уровень рек в Киото поднялся, устояли только два моста над рекой Камо. А 10 октября разразилось страшное землетрясение, больше всего пострадал Эдо.
В то время вина за землетрясения возлагалась на гигантского сома. Считалось: стоит только пошевелить ему хвостом, как тут же начинает трястись земля. На сей раз на японцев особенно сильное впечатление произвело время землетрясения. Дело в том, что 10-я луна считалась временем, когда все синтоистские божества отправляются на свой «съезд» в провинцию Идзумо (совр. префектура Симанэ). Оттого-то этот месяц люди называли «каннадзуки» – «безбожным». Таким образом, когда божества отправились в «служебную командировку» и еще не успели вернуться домой, сом воспользовался их отсутствием для нанесения разрушительного удара своим хвостом, в результате которого, по оценкам источников того времени, погибло более ста тысяч человек (правда, современные исследователи находят эту цифру сильно преувеличенной).
Но, похоже, не всех японцев землетрясение привело в ужас. Бедствие воспринималось многими из них как небесная кара, направленная против владельцев сокровищ, нажитых бесчестным путем. Действительность давала определенные основания для такого заключения: ведь наибольшие потери в абсолютном исчислении понесли именно богатеи. А потому наивные люди полагали, что вслед за бедствием наступит коренное улучшение быта, ибо землетрясение якобы разрушает не только города, но и условия, когда одним – все, а другим – намного меньше. Для этих людей землетрясение было «исправлением, обновлением жизни» («ёнаоси»). Бедствие свидетельствовало о том, что страна управляется из рук вон плохо. Именно таким образом трактует дальневосточная политология землетрясения. Они – знамение того, что нынешний режим утратил доверие Неба и божеств. Под «режимом» тогда понимался не императорский двор, а сёгунат.
Америка и сом перетягивают канат
После землетрясения, как это повелось, были выпущены «черепичные листки», рассказывающие о бедствии. На одной из картинок в уста сому вкладываются такие слова: хотел я, мол, по Америке хвостом ударить, да только по ошибке в Японию угодил. Нечего и говорить, что имелись в виду события, связанные с американской политикой «выкручивания» японских рук.
Нельзя сказать, что сёгунат бездействовал. Нет, он отдавал приказы. Например, переплавить колокола буддийских храмов на пушки. Но что могли «самопальные» бронзовые орудия против европейских, сработанных на заводах? Сёгунат отдавал распоряжения княжествам усилить береговую оборону и перевооружаться на европейский лад, но у них не было на это ни достаточных средств, ни умения.
3-й год девиза правления Ансэй. 5-й год жизни Мэйдзи
Принц Сатиномия, будущий император Мэйдзи, которому предстояло стать символом современной Японии, воспитывался в духе тысячелетних традиций. Он должен был соблюдать многочисленные табу, предписанные его происхождением. В этом смысле средневековые правила поведения в любой стране одинаковы: чем выше статус человека, тем менее свободен он в своих поступках.
В Японии лица императорской фамилии, опасаясь сглаза, не показывались подданным. За пределами дворца они были обязаны передвигаться исключительно в паланкине, на крыше которого красовалась птица-феникс, считавшаяся императорским знаком. Собственно, это была не совсем птица, а «мифологический гибрид»: верхняя часть его головы взята от петуха, нижняя – от ласточки, шея – от змеи, спина – от черепахи, а хвост – от рыбы. Это существо считалось символом благодетельного государя.
Малолетний Сатиномия должен был следовать этому запрету – не показывать свое лицо. В принципе, в нем нет ничего необычного – в Московской Руси царевичи до 15 лет тоже не показывались на людях. Если же они и отправлялись куда-то (скажем, в церковь), то их скрывали от глаз посторонних суконные полы. В Японии, правда, подобный запрет распространялся и на взрослых членов царствующего дома.
29 апреля пока что четырехлетнему Сатиномия предстоял визит во дворец к своему отцу. Ему был предложен паланкин, но принц решительно отказался забираться в него, так что няньке пришлось тащить принца на руках. Пришлось также занавесить весь путь от дома деда до дворца. Такие занавески оберегали Сатиномия от сглаза все его детство[15].
