Книга Феномен Фулканелли. Тайна алхимика XX века - Кеннет Райнер Джонсон

Девизом суфийских халка остаётся тайное арабское изречение, содержащее намёк на некоего «хранителя чаши». Но Идрис Шах указывает, что перевод этой фразы на персидский язык звучит с фонетической точки зрения почти идентично средневековому французскому девизу рассматриваемого ордена: «Honi soit qui mal y pense». (См. ил. 3)

Ил. 3. Эмблема Мистической розы в нагрудном знаке кавалера ордена Подвязки

Символизм «хранителя чаши» даёт основание провести параллель между рыцарской традицией и так называемым артурианским циклом легенд с его поисками Чаши, впоследствии идентифицированной христианством как Святой Грааль. В свете того, что идеалом суфизма является Совершенный Человек, эта чаша, передаваемая от одного посвящённого к другому, символизирует тайные методы достижения этого состояния. Христос, являвшийся, без сомнения, Совершенным Человеком, и был подлинным объектом поисков Святого Грааля, символического сосуда, по преданию использованного во время Тайной вечери и затем ставшего вместилищем его святой крови во время распятия. Грааль в данном случае был лишь идеограммой самого процесса передачи знания. Иосиф Аримафейский, позаботившийся о теле Христа после распятия, согласно преданию, отвёз чашу в Англию и спрятал где-то в районе Гластонбери. Поиски, предпринятые рыцарями Круглого стола короля Артура, были на самом деле символическим путешествием, призванным повторить путь самого Христа и сделать из рыцаря Совершенного Человека. В легендах доступ к Граалю и понимание этого феномена обретал лишь тот, кто задавал правильные вопросы, что в действительности было отражением техники вопросов и ответов, используемой в разных формах в суфийском учении.

Возвышение женщин, начало которому положили защитные функции основанного Мухаммедом рыцарства, развилось в их идеализацию как воплощения Тайны — загадочного и непостижимого духа Природы. Позднее эта тенденция нашла выражение в любовной поэзии трубадуров — странствующих менестрелей и сказителей, чья традиция, пришедшая, разумеется, из сарацинской Испании, расцвела на юге Франции и в Италии между XI и XIV веками.

Трубадуры, миннезингеры и куртуазность

Слово «трубадур» происходит от арабского корня TRB, означающего среди всего прочего того, кто играет на лютне. Лютня и виола были традиционными инструментами бродячих менестрелей. Однако есть и ещё одно значение этого слова — «тот, кто ищет скрытое», от французского trouver — «искать» или «находить», и trouvere — изобретатель, первооткрыватель. Подобно рыцарям Святого Грааля, трубадуры тоже искали и стремились к просветлению.

Этот поиск был тщательно замаскирован образом идеальной Женщины, нашедшим выражение в культе куртуазности и теме странствующего рыцаря, столь характерных для средневековой Европы, и прославленном такими авторами, как Жан де Мен («Роман о розе») и Данте Алигьери («Новая жизнь» и «Божественная комедия»). Это были аллегории суфийского идеала. Как объяснил Данте в своём «Пире»,[66] таинственная женщина, которую искали и которой возносили свои поэтические хвалы художники того времени, была не кто иная, как «Дама Филососфия, дочь Властелина Вселенной». Иными словами это была персонификация Пути к самопознанию и очищению — темы, достигшей у Данте своего наивысшего выражения в «Божественной комедии».

Отцы церкви поступили с этой концепцией точно так же, как и со всеми прочими, которые они не вполне понимали, но которые были широко распространены и обладали значительным влиянием на умы, вожделенным для них самих — они включили её в доктрину христианской церкви, превратив в культ Девы Марии.

В труде «Наследие ислама» — антологии, изданной Альфредом Гийомом, — писатель Д. Б. Тренд говорит:

«Один из аспектов любовной поэзии, возникшей в сарацинской Испании — а именно возвеличивание женского начала, — был немедленно подхвачен церковью, превратившей его, как неоднократно отмечали историки, в культ, идеализирующий Деву Марию».[67]

Профессор П. К. Хитти в своей «Истории арабов» подтверждает:

«Восхваление Девы Марии есть логическое развитие излюбленной трубадурами темы идеализации Дамы — хозяйки замка; нельзя не отметить, что поэзия трубадуров с точки зрения предмета, формы и стиля была непосредственно связана с арабским идеализмом и арабской же поэзией, пришедшей из Испании».[68]

Чёрная Дева

Подлинное происхождение безымянной дамы поэзии трубадуров и рыцарских романов указывают статуи так называемой Чёрной Девы, или Черноликой Мадонны, обнаруженные во многих церквах и соборах средневековой Европы. Как будет показано позднее, Фулканелли не только привлекает внимание читателей к этому образу, но и вполне понимает его подлинное, эзотерическое значение. Смешение арабских слов фехам (чёрный) и фахам (мудрый), о котором мы уже говорили, привело к тому, что лики этих статуй, изображавших Мудрую Деву, были выкрашены в чёрный цвет. И разумеется, между нею и Девой позднейшей христианской догмы, матерью Христа, было довольно мало общего. Она была гораздо, гораздо древнее.

Мэнли П. Холл, посвятивший целую жизнь изучению древних мистерий посвящения, утверждает: «Только посвящённые знали, что эта дама была не кто иная, как Исида Саисская, София гностиков и Диана эфесцев».[69]

Несмотря на то что Холл ни словом не обмолвился о суфийском влиянии на трубадуров и родственные им течения, он всё же отмечает, что во Франции трубадуры пользовались поддержкой сходно мысливших альбигойцев.[70] Эта дуалистическая секта, подобно рыцарям храма и катарам, была уничтожена христианской церковью по обвинению в ереси. (См. ил. 4 и 5.) (На самом деле они просто отказывались принимать догматы искажённого церковью учения и предпочитали придерживаться древних, более традиционных идеалов.) Однако традиция трубадуров выжила и сохранилась у миннезингеров, а позднее у мейстерзингеров Германии, куда попала из Прованса, одного из последних форпостов как трубадуров, так и альбигойцев.