Книга Немного героина для невесты Казановы - Екатерина Волкова

Наверное, так и влюбляются, думала Марина. Не в принца из мечты, не в книжного героя, а в реального человека, который пригласил тебя поужинать. Хочется, чтобы ужин не кончался.

Официант поставил перед Мариной огромное блюдо, наполненное всякой мало знакомой ей всячиной. Тушеные овощи, фасоль, тертый сыр, жареное мясо, томатный соус — все было необыкновенно острым и вкусным.

Недалеко от их столика играл странную индейскую музыку мексиканский оркестр в национальных костюмах. Музыканты притопывали, кружились на месте и выкрикивали что-то призывное на непонятном языке — от избытка темперамента. В их глазах и в музыке был неподдельный восторг, страстный животный восторг перед жизнью. Они пели свою песню в сотый раз и в сотый раз разрывались на части, умирали и оживали, чтобы песня звучала гимном жизни.

И Марина, хмелея от пива, от легкого американского акцента Александра и пряного запаха его лосьона после бритья, отдавалась на волю музыки, кружилась и качалась на волнах страсти вместе с музыкой. Ей уже казалось, что музыка звучит специально для нее. Что музыканты знают о ней такое, в чем она и самой себе ни за что не признается.

Она хотела, чтобы ее жизнь зависела от мужчины.

— Моя мать очень обрадовалась, когда узнала, что я еду работать сюда, в Москву, — тихо рассказывал Александр. — «Я не зря тебя учила русскому языку». Хотя сама на нем говорит только сквозь сон или когда очень устанет. Она в Америку попала восьмилетней, после немецкого плена. Родители ее погибли, а она осталась жива. Бездетная семья американских военных медиков наткнулась на нее случайно, после бомбежки в Берлине. Бабушка однажды рассказывала мне, как худая, перепачканная сажей маленькая девочка бросилась к ней из-под лестницы разрушенного дома с криком «мама!». Это звучит одинаково по-русски и по-английски. Они добились разрешения, увезли ее к себе, в Вашингтон. Если бы все сложилось немного по-другому, я мог бы родиться здесь, в России. Если бы все сложилось немного иначе, мы бы не встретились.

У Марины защемило сердце, когда она представила себе, что все сложилось немного иначе.

Музыка смолкла. Музыканты положили инструменты на пол и скрылись за занавесом.

Часы показывали половину первого. Пора было взять себя в руки, сцепить зубы и попрощаться с Александром. Она записала его телефон на бумажной салфетке и спрятала ее в карман.

— Спасибо за прекрасный вечер, — сказала она. — Я и не думала, что в Москве есть такие приятные места. Ты, оказывается, знаешь город лучше меня.

— Я знаю скорее не Москву, а сказочную Аграбу из материнских рассказов. За мной экскурсия, — пообещал Александр.

Он взмахнул, как волшебник, рукой — и откуда ни возьмись подъехало такси. Александр что-то нашептал водителю, и тот радостно закивал. Марина села в такси и хлопнула дверцей. Когда такси тронулось, она обернулась и смотрела сквозь заднее стекло на стоящего посреди дороги Александра. Смотрела долго, пока машина не свернула за угол.

Таксист напевал себе под нос какую-то простую песенку, его подстриженный круглый затылок чуть покачивался на поворотах. Легкий прохладный ветерок обдувал ее разгоряченное лицо.

Жизнь была прекрасней и удивительней, чем Марина думала до сих пор.

— У вас можно курить? — спросила она у водителя только затем, чтобы услышать счастливый звук своего голоса.

Ей приятно было снова и снова осознавать себя такой, какой она была в этот вечер: элегантной, преувеличенно вежливой, разговаривающей глубоким и мелодичным голосом. Счастливой.

— Да, конечно, вот пепельница, — повернулся к ней таксист, лет сорока пяти, в немного нелепых интеллигентских очках на носу.

— Спасибо, — поблагодарила Марина, а про себя подумала, что надо было сказать «спасибо большое».

Она медлила прикуривать, но стекло приспустила.

— Вам не сквозит? — вдруг спохватилась она.

— Я у себя закрою, — ответил водитель и поднял свое стекло.

Какой милый человек, подумала Марина с веселым равнодушием.

Огни уличной рекламы, автомобилей, фонарей проносились мимо, создавая ощущение чего-то новогоднего, елочного, несмотря на время года.

Скоро машина свернула на Кутузовский, на горизонте замаячили огоньки Триумфальной арки. Слева вынырнул громоздкий черный джип и откровенно подрезал такси, в котором сидела Марина.

Таксист едва слышно выругался, но тут же извинился. Марина только пожала плечами.

— Извините еще раз, — заговорил водитель после паузы, но я считаю такие случаи плохими приметами.

— Вы верите в приметы? — поддержала Марина ни к чему не обязывающий разговор.

Водитель замялся:

— Н-нет, не очень. А все же…

— Какая ерунда. — Марина сохраняла все то же доброжелательное настроение. — Подумаешь…

— А все же как-то не по себе. Неужели с вами так не бывает? Вдруг возникает какое-то предчувствие… Мне, например, теперь кажется, что… не знаю… колесо спустит… или… не знаю.

— Вы не экстрасенс? — рассмеялась Марина нервным смехом.

Водителю удалось немного испортить ей настроение. Она выбросила в окошко так и не прикуренную сигарету и подняла стекло. Остаток пути таксист и его пассажирка провели в полном молчании.

Дверь в ее квартиру оказалось незапертой, в коридоре горел свет.

«Симпатичные мужчины делают меня рассеянной», — улыбнулась про себя Марина и вошла в кухню. После мексиканской еды ей очень хотелось пить. Пока она разыскивала стакан, набирала холодную воду из-под крана, ее не покидало ощущение, что она в квартире не одна.

«Ой, Гоша ведь собирался зайти отдать ключи». — Со стаканом в руке Марина вошла в спальню.

Все цветы были опрокинуты, вода растеклась по полу, пропитала ковер. На ковре блестели осколки ваз, мокло белье из вывернутых ящиков комода, рассыпалась косметика.

А на ковре, недалеко от кровати, лицом вниз лежал человек, которого Марина сразу же узнала.

Затылок Гоши был прострелен одним-единственным безошибочным выстрелом. Кровь уже запеклась на спутанных волосах, превратив их в рыжее месиво. Воротник рубашки пропитался кровью до нитки. Следы крови были на валявшейся рядом скомканной простыне, на ковре.

Рядом с Гошей лежал разломанный надвое приз «Золотое перо».

Марина не могла оторвать взгляд от пулевого отверстия.

Стакан с водой выскользнул у нее из рук и со звоном разбился об пол. Кубики льда и осколки стекла довершили картину разрушения.

Марина представила себе нарисованный милицейским мелом силуэт Гоши на ее ковре. Потом этот мел никогда не отчистить.

Глава 4

Человек, которого Марина знала почти пять лет, мертв. Пять лет Марининой жизни он улыбался ей, ставил ей пятерки, бил ее любимые чашки, шептал нежности в постели и ничего не требовал взамен. Он окрасил эти пять лет в свои болезненные, пылающие цвета. Все, что произошло с Мариной грустного или смешного за эти годы, произошло благодаря Гоше. Он был частью ее, он был ей как друг детства, по которому можно годами не скучать, а встретив — обмирать от радости.