Книга Сильвандир - Александр Дюма

— Почему моя собака оказалась в окрестностях Безри? Да я ведь раз двадцать встречал ваших собак в Пентаде, а Пентад, смею думать, принадлежит д'Ангилемам; кстати, сдается мне, уже давно было условлено, что все мы имеем право охотиться на землях соседей.

Слова эти были произнесены с твердостью, которую виконт не ожидал встретить в пятнадцатилетнем мальчугане; но Роже был сильно раздосадован неприятной встречей, и ему хотелось хоть на ком-нибудь выместить свою досаду. А так как тут не было никого, кроме отца Констанс, то он и вымещал ее на нем. Окажись на месте виконта простой егерь, Роже бы его поколотил.

— Без сомнения, — продолжал виконт, несколько удивленный этим доводом, показывавшим, что шевалье не так-то легко привести в замешательство, — без сомнения, давно уже было условлено, что охотничьи угодья у всех у нас будут общие. Однако после того, что произошло между нами, многое переменилось, не так ли, молодой человек?

— Многое переменилось, сударь, с вашей стороны, но не с нашей, — возразил Роже, — вы господин в своих владениях и можете запретить охотиться здесь всякому, если вам заблагорассудится; я же полагаю, милостивый государь, что могу сказать от имени моего отца: вы всегда будете желанным гостем на наших землях… Сюда, Кастор, сюда!

И шевалье повернулся спиной к виконту, который просто оторопел от самоуверенности своего юного соседа; однако не успел г-н де Безри сделать и нескольких шагов, как Роже, вспомнив о разнице в возрасте между ним и виконтом, спохватился и упрекнул себя за то, что отважился преподать ему урок; вот почему он вернулся и вновь подошел к старику.

— Сударь, — произнес он самым учтивым тоном, но с прежней твердостью, — окажите мне честь принять уверения в самом глубоком к вам уважении.

И Роже почтительно поклонился виконту, который невольно отдал ему поклон.

— Черт побери! Черт побери! — пробормотал г-н де Безри, глядя вслед удалявшемуся юноше. — Либо я сильно ошибаюсь, либо этот молодой человек еще доставит нам немало хлопот. Как хорошо, что Констанс уже на пути в Шинон.

Виконт совсем позабыл, что настоятельница монастыря августинок в Шиноне по воле случая доводилась теткой шевалье д'Ангилему.

IV. ГЛАВА, ГДЕ АВТОР ДОКАЗЫВАЕТ, ЧТО РОДИТЕЛИ, ЧЬИ ДОЧЕРИ ВОСПИТЬЮАЮТСЯ В МОНАСТЫРЕ, МОГУТ СПАТЬ СОВЕРШЕННО СПОКОЙНО

Однако Роже вспомнил об этом и именно потому не поддавался слишком уж сильному отчаянию. Ему даже пришло на память — если только детские воспоминания не обманывали его, — что славная и добрая тетушка очень его любила; в свое время он дважды навещал ее вместе с матерью, а сама тетушка также два раза приезжала к ним в Ангилем; надо сказать, что Роже теперь испытывал смутные угрызения совести: дело в том, что в прошлом, в тех случаях, когда они виделись, он был не так внимателен к тетушке, как она того заслуживала.

Действительно, ему приходили теперь на память многочисленные проявления привязанности, говорившие о трогательной заботе и внимании с ее стороны, но тогда они казались ему утомительными и докучными, хотя должны были бы, напротив, переполнить его сердце признательностью. В монастыре не много развлечений; Роже до сих пор не забыл еще, с какой неохотой он в дни своего пребывания в Шиноне по необходимости присутствовал на обедне и на вечерне, и это несмотря на ангельское пение монашек, послушниц и пансионерок, которым сопровождалось торжественное богослужение. Так вот, обратите внимание, до чего изменчивы вкусы и непостоянны склонности человеческие! Сейчас шевалье просто мечтал о том, чтобы присутствовать на столь благолепных церемониях, он мечтал также о том, как будет узнавать и различать в хоре ангельских голосов мелодичный голосок Констанс, возносящийся к небесам; ему хотелось поскорее увидеть, как среди одетой в белоснежные одежды паствы Господней мелькает ее воздушная фигурка, такая невесомая, такая чистая, как будто она принадлежала к иному, неведомому миру, о котором можно только грезить и который лишь на несколько мгновений отпустил ее на грешную землю и в любую минуту может снова забрать к себе.

Роже смутно припоминал и окошко в покоях тетушки: оно выходило в сад, где монашенки прогуливались в часы рекреаций; на это окно Роже — он не мог теперь понять былой своей слепоты — в то время почти не обратил внимания. Вот какие мысли кипели в голове юноши с той самой минуты, когда он узнал, что мадемуазель де Безри воспитывается именно в том монастыре, где настоятельницей была его тетушка. Нежность этой славной, этой превосходной тетушки ожила в памяти юноши, и он понял, что должен, просто обязан вознаградить достойную женщину за то, что в свое время недостаточно ценил ее доброе отношение. Таким скромным вознаграждением мог бы стать его визит в монастырь, причем теперь он поведет себя так, как положено доброму христианину и послушному племяннику: будет неукоснительно присутствовать на всех церковных службах, охотно составит компанию тетушке, особенно в те часы, что она будет проводить в чудесной комнатке, выходящей окнами в сад. И поэтому Роже твердо решил нанести визит тетушке; но как, разумеется, уже догадался читатель, решил шевалье это in petto[3]и ни с кем не посоветовался, будет ли уместен подобный визит.

Вот почему однажды утром, на рассвете, Роже тихонько спустился вниз, оседлал Кристофа и, понимая, что его внезапный отъезд может вызвать сильное беспокойство, предупредил младшего конюха, что пробудет в отсутствии дня четыре или пять.

От Ангилема до Шинона около двадцати четырех льё. Даже если не слишком гнать Кристофа, дорога туда должна была занять два дня. И действительно, в тот же вечер Роже остановился на ночлег в Сен-Море, небольшом городке, расположенном как раз на полпути, а назавтра, часа в четыре пополудни, он уже был в Шиноне.

Хотя шевалье не навещал тетушку, по крайней мере, лет шесть, а то и все восемь, он не забыл, по какой дороге можно проехать в монастырь: юноша направился прямо туда, ни разу даже не обратившись с вопросом к прохожим, и вскоре уже постучался в ворота святой обители. Порядки в монастыре августинок были весьма строгие, и привратница, отворившая ему, нахмурила было брови с весьма недовольным видом, узрев перед собой рослого и красивого юношу, желавшего войти в святое убежище; однако, назвав себя и сославшись на свое близкое родство с настоятельницей, Роже увидел, что лицо почтенной привратницы внезапно смягчилось, а двери распахнулись как бы сами собой. Пять минут спустя шевалье Роже Танкред уже приник губами к пухлой руке своей славной тетушки и запечатлел на ней почтительный поцелуй.

Добрая его тетушка принадлежала к числу тех очаровательных аббатис, чьи портреты сохранила для нас аристократическая традиция прошлого века: не слишком высокие, но и не слишком низенькие, полные, кругленькие, как бы сотканные из сладких речей и благочестивых улыбок, аббатисы эти, строго следуя уставу своего ордена, умудрялись одеваться с известным изяществом и едва уловимой кокетливостью, однако делали они это так ловко, что и придраться было не к чему. Прибавим, что настоятельница монастыря в Шиноне доводилась младшей сестрой баронессе д'Ангилем и принадлежала к семейству де ла Рош-Берто — иными словами, к одному из самых старинных и самых знатных родов в Турени.