Книга Царица сладострастия - Александр Дюма

Но что, по-вашему, могла я ответить в свои тринадцать с половиной лет? В миг затишья, последовавшего за ее указанием, взгляд свекрови упал на

бедняжку Жаклин, и я увидела, как вздрогнул мой муж, с беспокойством следивший глазами за графиней. Вдова устремилась к дивану, на котором лежала невинная принцесса, и, приподняв ее, с презрительной миной спросила, не ожидаю ли я в ближайшее время рождения дочери.

— Предусмотрительность — хорошее качество, — продолжала графиня, — она доказывает, что вы умеете думать о будущем: привезти из Парижа игрушки для своих детей, едва успев выйти замуж! Ну-ну! Я вижу, что вы будете прекрасной матерью: повезло же моим внукам. А покамест, — добавила она, повернувшись к одному из слуг, — унесите это в какую-нибудь дальнюю комнату и пусть игрушку запрут до того времени, когда она понадобится.

Тон г-жи ди Верруа не допускал возражений. Принцессу Баварскую унесли, и я ее больше никогда не видела.

Одному Богу известно, что стало с бедняжкой Жаклин.

И если я так подробно остановилась на этом, казалось бы, столь незначительном обстоятельстве, то только потому, что оно очень сильно повлияло на всю мою дальнейшую жизнь: дело в том, что, по сути, самодурство моей свекрови оказалось первым проявлением ненависти, возникшей между нами с этого дня. Отняв у меня последний залог привязанности моих сестер, воспоминание о моем детстве, толкнув меня в мою женскую жизнь через ворота слез, свекровь глубоко ранила меня: она выказала мне свою решимость никогда не считаться со мной, подчинить своему игу и, наконец, лишить меня всех надежд на счастье.

Я же была настолько бесхитростной, что не смогла скрыть своей ненависти, жажды бунта, и с этого дня мы со свекровью не обмолвились между собой ни одним добрым словом.

Вот так из малой песчинки рождается риф.

Теперь мы на время оставим г-на ди Верруа, Жаклин Баварскую и меня и займемся савойским двором, тем, что тогда там происходило; расскажем о людях, которые бывали во дворце, и прежде всего о великом государе, прославившем свое правление с первых же его дней.

VI

Виктор Амедей II, которого во Франции мы называли господи ном Савойским, еще находился под опекой ее королевского высочества герцогини-матери; о ней мы и поговорим в первую очередь, ибо ее королевское высочество была главной фигурой этого двора. Она величала себя королевским титулом, но на каком основании — понятия не имею, ибо ее отец был вовсе не король, а милейший герцог Немурский, которого во времена первого регентства обожали все женщины; да, то были веселые годы: с утра до вечера все были заняты только тем, что дрались на дуэлях и занимались любовью, переходили из одного лагеря в другой, сменив любовника или любовницу; вздыхали вместе, не говоря уж об остальном, с тем, чтобы на следующий день обменяться пулями из пищали, предварительно договорившись не стрелять в лицо, так как глазами в те времена дорожили больше, чем жизнью, и обезображенному мужчине уже нечего было ждать от судьбы, свидетельство чему — г-н де Ларошфуко. Именно по этой причине он стал мизантропом и написал свои прекрасные максимы, каких никогда бы не сочинил князь де Марсильяк.

Герцог Немурский дрался на дуэли со своим шурином герцогом де Бофором, и тот, не смущаясь родством, просто-напросто убил его из пистолета, заряженного тремя пулями. У герцога Немурского остались две дочери: одна из них вышла замуж за герцога Савойского, сына Кристины Французской, а другая — за Альфонса VI, короля Португалии. Вторая была решительной особой. Оказалось, что ее муж неспособен, на ее взгляд, выполнять обязанности супруга и короля. Она расторгла брак, сослала Альфонса в монастырь и вышла замуж за его брата, наследника трона. Она выиграла на этом вдвойне: сохранила корону и получила другого мужа.

Сестры очень любили друг друга: с давних пор они замыслили соединить брачными узами своих детей и как можно теснее сплотить свои государства. Вот почему ее королевское высочество, ставшая регентшей, и всесильная в своей стране королева Португалии решили женить Виктора Амедея на португальской инфанте, которая должна была унаследовать трон. Герцогу к тому времени едва исполнилось пятнадцать лет. Регентский совет сначала воспротивился этому браку; этот совет, созданный во исполнение предсмертной воли покойного герцога, состоял из людей неподкупных, ученых и талантливых, выделявшихся на фоне окружавшей их посредственности.

Но основным противником сговора был главный актер этой драмы — сам юный герцог. Ехать в Португалию, чтобы стать там королем, — такая перспектива не устраивала его: ему пришлось бы покинуть подданных, родину, а главное — свою первую любовь, ту любовь, что позднее вспыхнет еще раз и очень странным образом; этой любовью была молодая и прекрасная в ту пору маркиза ди Сан Себастьяно, находившаяся тогда в самом расцвете того страшного духа интриг и честолюбия, который позволял ей играть столь важную роль при дворе. Госпожа ди Сан Себастьяно отличалась непревзойденной ловкостью и хитростью. Она была дочь графа ди Кумиана, обер-гофмейстера герцогского двора и рыцаря ордена Благовещения, и числилась одной из фрейлин регентши. Смуглая и подвижная, она выглядела гораздо моложе своего возраста, и никто бы не догадался, какие затаенные мысли копошатся в этой хорошенькой головке.

Синьорина ди Кумиана была принята в свиту ее королевского высочества благодаря покровительству отца. Герцог был еще совсем молод, она тоже. И когда он стал отличать ее от остальных, уделять ей особое внимание, его семья и регентша встревожились.

Фрейлины занимали во дворце комнаты, не соединенные между собой; говорят, молодые люди пользовались этим обстоятельством, а синьорина ди Кумиана была не строже своих подруг, но, в отличие от них, у нее хотя бы было оправдание. Тот, кого она любила, и любила всю жизнь (мое свидетельство вряд ли вызывает сомнение), был не только повелитель для всех своих подданных, не только один из великих европейских государей, но и человек во всех отношениях выдающийся.

Бедняжка Кумиана, видя, как все покоряются принцу, тоже уступила; она имела неосторожность показать молодому герцогу дорогу в свою комнату; он постарался не забыть ее, и после второго посещения неосторожной фрейлине уже не в чем было ему отказывать.

Для Виктора Амедея наступила пора первых страстей, он только начинал познавать их. Его возлюбленная была предана ему бесконечно, и хотя он и она были страстно влюблены друг в друга, они все же ухитрялись скрывать свои отношения до того дня, когда последствия их свиданий стали заметны, а это было опасно. О том, что их ждало, страшно было и думать. Кумиана знала своего отца; честолюбие не могло заглушить у него понятие о чести, и соблазнитель его дочери, будь то принц или последний мужлан, не дождется от него ни милости, ни прощения.

Оказавшись в столь отчаянном положении, бедняжка, обладавшая большой силой характера, решила прибегнуть к вернейшему средству. Прежде всего она пригласила к себе доктора Петекью, чтобы удостовериться в постигшей ее беде, а когда сомнений не осталось, она, ничего не сказав любовнику, приняла решение, которому герцог, возможно, воспротивился бы.