Книга Год жизни. Как прожить его так, словно он последний - Стивен Левин

Может быть, именно благодаря этой невероятной сосредоточенности на ранних стадиях смерти из страха возникают тигры, из благочестия – будды; ангелы и дэвы порождаются доверием, голодные духи – жадностью, миры наслаждений – чувственным томлением, бодхисаттвы – состраданием, Христос и Богоматерь – преданностью, а гигантские насвистывающие зады – отсутствием чувства юмора. Бог и дьявол – отражения трепета встревоженного сердца. Или, словами Кришнамурти, «наблюдаемое есть наблюдатель». Это справедливо для нашего мира, как и для любого другого.

Небеса и ад – не место на некой метафизической карте, но уровни сознания, которые мы повсюду в себе носим. Мы создаём их по собственному образу и подобию. Небеса – это проявление сущности сердца. Ад – это жар, возникающий от трения противоречивых стремлений, диссонанс между тем, кем по нашим представлениям мы должны быть, и тем, кто мы есть. Ад питается осуждением и праведным негодованием. Это падший ангел внутри нас. Однако этот ангел не мёртв, он просто лежит без чувств. Расслабьте свой живот и некоторое время осознанно дышите; и вот он снова возвращается к жизни. Этому ангелу требуется нечто большее, чем искусственное дыхание. Его вполне удовлетворит истина.

Если мы любим свою жизнь настолько, чтобы войти в неё, изучить её и привнести в неё мир, то даже тяжкие, обжигающие душу истины о нас самих станут прекрасными – в силу того, что они тоже являются истинами. Чогьям Трунгпа говорил: «Медитация – это просто оскорбление за оскорблением». Хотя мы боимся, что будем уничтожены, если признаем такого рода цепляния, они даруют нам неуязвимость, открывая путь к свободе. Именно такая готовность вглядеться в своё страдание и превзойти его превращает ад в небеса.

Каждая религия и культура создаёт собственный рай: он многоступенчатый, подобно свадебному торту, у буддистов, у бушменов – просторен и зелен, как переливы Серенгети, он украшен сиянием ангелов, сидящих у Его просторного трона и поющих божественную песнь, воскрешающую и Лазаря, и Христа. С адом мы уже хорошо знакомы, хотя у каждого человека он свой. Для Сартра из ада «нет выхода». Для Мейстера Экхарта быть в аду вместе с Иисусом лучше, чем на небесах без него.

Однако если единственное, что имеет значение – это углубление мудрости и сострадания, ведь они наполняют светом и теплотой тот вечный момент, в котором мы пребываем вместе со всем сущим, то разве придётся нам готовиться к путешествию? Всё произойдёт само собой, по непредвиденной благодати.

В смерти нет никакой опасности.

12

Момент смерти

Существуют различные мнения относительно того, когда именно наступает смерть. Врачи настаивают, что она наступает, когда с помощью сверкающих медицинских инструментов не удаётся обнаружить признаков жизни. Они представляют, что жизнь уходит с последним выдохом. Им неизвестно, что происходит под веками умирающего. Они не понимают бесконечно разворачивающегося внутреннего процесса. Из-за неспособности доверять тому, чего нельзя измерить, они отвергают и смерть, и свою бессмертную сущность.

Другие утверждают, что смерть наступает при зачатии и прекращается только тогда, когда существо, с криком ворвавшееся в мир, осознаёт всё то, что молчаливо пребывало нерождённым.

Некоторые говорят, что смерть наступает при остановке сердца. Однако сердце никогда не прекращает биться, ведь когда оно больше не связано границами двух дополняющих друг друга желудочков, оно медленно вступает в свой исконный простор, продолжая биться, выражая истину, которую оно навеки приняло.

Другие люди убеждены, что смерть наступает, когда человек видит Жемчужные врата или встречается с Буддой, который ждёт его у дороги. Однако такие представления, скорее, являются опытом жизни – телесным или внетелесным.

Подобно рождению, смерть является не тем, что происходит неожиданно, но постепенным проявлением. Пока распускается цветок, едва ли можно точно определить, когда именно бутон начинает превращаться в цветок, или когда наполненный семенами плод начинает лопаться и освобождается от своего богатства.

Люди, которые знают этот процесс изнутри, благодаря опыту, полученному от пребывания рядом с умирающими, десятилетиям медитации и мгновениям неожиданной благодати, не говорят о смерти как о едином моменте – до наступления которого человек жив, а после наступления – мёртв. Вместо этого они говорят о «миге воспоминания», когда человек перестаёт держаться за жизнь и отдаётся смерти. Это, если немного углубиться в процесс, мгновение, когда человек неожиданно вспоминает нечто, о чём, кажется, невозможно забыть. Мы «вспоминаем», что в смерти нет ничего опасного, припоминаем, как хорошо быть свободным от ограниченности телом и несколько недоверчиво спрашиваем себя: «Как я мог позабыть нечто столь важное, и что же вызвало во мне желание оставаться в теле?». Это совершенно новый взгляд на смерть.

В этот момент, когда мы уже почти чувствуем лёгкость, подымающую нас из тела, всё ещё пытаясь впитать каждую молекулу кислорода, чтобы прожить ещё одно мгновение, внезапно мы вспоминаем, что не являемся телом; никогда не являлись им и никогда не будем! И всякое сопротивление растворяется, когда мы улавливаем проблеск нашего духа, вечного странника. Мы снимаемся с якоря и погружаемся в океан бытия, расширяясь за пределы тела, отпуская ум в свободное плавание.

Я не знаю, можно ли назвать это «моментом смерти», но я уверен, что благодаря такому озарению всё меняется.

Опыт же, который человек переживает как миг воспоминания о выходе из тела, может ощущаться обратным образом в момент возвращения в него – как миг забвения. Похоже, что для обретения тела мы вынуждены оставлять на хранение ключи от некоего фрагмента нашей исконной мудрости, которые могут быть возвращены, когда снова будет обретена пустота. Возможно, по этой причине очень многие сообщают, что никогда не ощущали себя настолько живыми, как в опыте смерти. Или настолько мёртвыми, как в самом сердце жизни.

Из этой безбрежной перспективы мы способны оценить – не ограничиваясь мирскими мотивами – каким превосходным уроком может служить смерть, насколько великолепен и замысловато устроен необыкновенный процесс нашей эволюции.

13

Акт умирания

Вот как переживается умирание:

Чувство облегчения, расширения, свободного полёта.

У некоторых оно возникает с одним плавным выдохом, у других больше напоминает постепенное восхождение.

Хороши оба варианта. И в том и в другом случае сердце озаряет неожиданная радость, и мы движемся туда, куда должны прийти.

Но умирающий отделён от живущего громадным парадоксом – эффектом зеркального отражения в пространстве.

Вещи не таковы, какими кажутся.

На каждом этапе отключения тела что-то в нас освобождается.

Каждое внешнее проявление смерти сопровождается всё большим углублением внутренней оживлённости.

В смерти, как в медитации, чем глубже мы погружаемся, тем труднее нам становится себя определить, и тем более реальными мы себя ощущаем.