Книга Тень мечей - Камран Паша

Два человека различного вероисповедания стояли перед холмом, где плакали Небеса, когда встречались с Землей. В тот момент Маймонид осознал истинную власть древнего города. Подобно кокетливой красавице, Иерусалим был способен разжечь в сердцах поклонников и безумство страсти, и ненависть, которая могла привести к жестоким поединкам и соперничеству за обладание ее сердцем. Но старый лекарь наконец постиг тайну Иерусалима. Город не был ветреной блудницей, стремящейся столкнуть мужчин друг с другом. Любовь города намного глубже, намного сильнее, но те, кто оказался в ее плену, не могли понять, что любовь — вечный родник, из которого можно пить всем, и он никогда не иссякнет. Иерусалим любит всех людей и радушно распахивает всем сыновьям Адама свои объятия. Лишь недостаток благородства в душах влюбленных мешал им увидеть, что сердце города щедро, что им нельзя завладеть или управлять, — даже Земля не в силах объять Небеса.

Погруженные в собственные думы, два друга лишь краем глаза заметили, как со стороны пустынной площади, примыкающей к стене Храма, к ним приближается горстка знатных франков. Ираклий, патриарх Гроба Господня, облаченный в черное, увешанный крестами и украшениями, шел в сопровождении толпы взволнованных, уповающих на милосердие сановников. Саладин тронул коня и выступил им навстречу — поприветствовать своих новых подданных, а Маймонид спешился и с поклоном приблизился к Стене. Дипломатию лучше предоставить государственным мужам.

Он опустился на колени перед самым священным на земле местом, и по его щекам заструились слезы благоговения. Маймонид не мог избавиться от мысли о вековечной мечте своих единоверцев: «В будущем году встретимся в Иерусалиме». Это обещание всегда казалось ему невыполнимым — всего лишь пустые слова, которые говорились в утешение заблудшему народу. Но, несмотря ни на что, чудо случилось. Изгнание закончено. «Будущий год» настал сегодня.

Из башни у Стены Храма полилось красивое, несколько заунывное пение — горькое напоминание о том, что его народ вернулся в Иерусалим почетным гостем. Однако больше он здесь не хозяин. И, вероятно, никогда им не станет.

Велик Аллах! Велик Аллах! Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха. Свидетельствую, что Мухаммед — посланник Аллаха. Спешите к молитве. Спешите к блаженству. Велик Аллах! Нет бога, кроме Аллаха.

Впервые за сто лет в стенах Иерусалима эхом разносилась исламская молитва. Маймонид почувствовал, как по телу пробежала дрожь. Бог, Маймонид был в этом уверен, не зря привел свой народ в Иерусалим. Но дарует ли он ему мир?

Глава 6

ТУРСКИЕ ЛЬВЫ[28]
Тур, королевский дворец — 1187 год от Р.Х

Ричард Львиное Сердце чувствовал себя неуютно под пристальным взглядом очередной влюбленной фрейлины. Девушка с льняными волосами и длинными ресницами (кажется, Жоли?[29]) смотрела на него из противоположного угла бальной залы; ее ясные голубые глаза напомнили ему глаза ястреба, нацелившегося на добычу. Если он не ошибается, эта девушка — дочь виконта Ле-Мана.[30] Дешевая дворцовая распутница из тех, каким его мать не придавала ни малейшего значения из-за недостатка знатности. Мать была права, однако для Ричарда подобные различия в положении не играли роли, если он был по-настоящему увлечен. Одна из привилегий наследного принца Англии — право спать с любой понравившейся ему женщиной. По правде говоря, многие столетия юноши, носившие этот высокий титул, вовсю пользовались преимуществами своего положения. Но Ричард был не таков. Женщины в большинстве своем мало интересовали его, особенно воспитанные в душной придворной атмосфере, где процветала посредственность.

А сегодня вечером эта посредственность так и била в глаза. Отведя взгляд от Жоли, он с глубоким презрением оглядел гостей, разряженных и сверх меры напыщенных. Создавалось впечатление, что на бал в Тур съехалась вся знать западной Франции. По слухам, на балу ожидалось присутствие короля-затворника Генриха, поэтому всякий болван, мечтавший о наследственном титуле, поспешил явиться сюда. Все они прибыли в Тур в надежде снискать высочайшую благосклонность. И все привезли с собой дочерей, разодетых в тончайшие шелка из Рима и Флоренции, ибо рассчитывали, что одной из них наконец-то удастся поразить воображение известного своей «непробиваемостью» наследного принца.

Практически все эти девицы никогда раньше не бывали в королевских дворцах, и Ричард видел, как они робко озирались в бальной зале с украшенными витражами стрельчатыми окнами в два этажа, выходящими прямо на залитый лунным светом балкон. Ряды колонн поддерживали вознесшийся ввысь на пятьдесят локтей готический свод с резко выступающими нервюрами. Вдоль стен, на больших дубовых стеллажах, было выставлено самое лучшее английское и французское оружие. Жарко пылал огонь в мраморном камине высотой в восемнадцать локтей, увенчанном резными изображениями херувимов и серафимов, милостиво взирающих на смертных.

Но Ричард, привыкший к роскоши, не понимал, чему дивятся люди: дворец как дворец. Он бросил взгляд в противоположный конец ярко освещенной залы. Жоли весело щебетала со своими густо нарумяненными подругами. Пока ее товарки, дрожа от волнения, с трепетом рассматривали великолепие залы, она, казалось, чувствовала себя в королевских хоромах абсолютно непринужденно и спокойно. Что ж, по крайней мере, это хороший знак. Ричард посмотрел на ее бледное лицо: интересно — в отвлеченном, научном смысле, разумеется, — какова она в постели? Такая чопорная, строго соблюдающая этикет, с идеально уложенными по последней парижской моде волосами. Наверное, громко кричит. Сдержанные особы всегда кричат. Те редкие случаи, когда Ричард утолял зов плоти с одной из фрейлин, служили для принца скорее интеллектуальными экзерсисами, возможностью проанализировать непостоянный женский ум, когда отброшены социальные условности. Ричард сделал вывод, что женщины во время неистовых любовных ласк неизбежно выдавали свою истинную сущность, потаенные уголки души. Это открытие лишь усугубило его отвращение к прекрасному полу.

Вполне вероятно, сегодня вечером представится возможность очередного эксперимента. Ричард продолжал смотреть на девушку, пока таинственная сила его пристального взгляда не заставила ее отвлечься от беседы с пышнотелой приятельницей. Под немигающим плотоядным взглядом принца Жоли (как же ее звали все-таки?) зарделась. Она тут же опустила глаза, затем подняла опять, чтобы вновь встретиться взглядом с Ричардом. Готово! Она у него на крючке. Ричард знал: первый взгляд — всего лишь проба, второй — победа. Он отвел глаза. Слишком легкая победа.

— Согласна. Это не твой тип. — За словами сестры он расслышал беззлобную насмешку. У Иоанны была ужасно раздражающая привычка читать его самые потаенные мысли, хотя он старался не произносить их вслух. Ричард обернулся к сестре, которая прошла на королевский помост; ее золотые косы сияли, словно маргаритки летним днем. Принцесса удобно устроилась на синей шелковой подушке и с притворным неодобрением взглянула на брата.